«Сентябрь, не отводи твоё крыло…»

0

Антология памяти

Попов С.В. Поговорим о наших мертвых… Взгляд на поэзию Воронежа второй половины ХХ века. – Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2014. – 160 с.

Illyustratsia_knigi_sentyabr

Сергей Попов – уникальный автор. Индивидуальность стиля в его текстах выглядит зачастую резкой, но при этом классически отточенной. И такая традиционность в сочетании с экспериментальной остротой поражает порой больше иной словесной мятежности. Это относится и к Попову-поэту, и к Попову-прозаику. Теперь, после выхода его новой книги, так можно сказать и о Попове-мемуаристе. «Сии прозаические опыты – не претензия на строгую документальность, а беллетризованная попытка возбудить читательский интерес к самобытным творческим фигурам, желание шире познакомиться с их художественным наследием, войти в поэтическую атмосферу того времени, когда им выпало жить и созидать», – предваряет свой рассказ автор.

Это десять сюжетов, в которых зашифрованы имена воронежских поэтов былых лет. Сергей Попов рассказывает не только о собственных встречах с каждым из них, но и достаточно точно определяет художественную и человеческую ауру своего героя.

«Открытость всему и вся были и силой его, и напастью. Она подкупала, влекла, восхищала. Но и обезоруживала, лишала житейского иммунитета, губила»…

«С годами он приобретал качества, отличающиеся от изначальных не в лучшую сторону. Ранняя свежесть замещалась наигранностью, симпатичная угловатость – формальной неряшливостью, неуклюжая вера в идеалы – верным соответствием линии»…

«Пел он надтреснутым голосом, слегка фальшивя и время от времени забывая слова. Но проникновенно, тоскливо и с чистым осадком… Не помню, чтобы песни свои он потом повторял. Они гасли в январской темноте навсегда – вместе с прожитым за год»…

Если кратко, то эта книга о том, что поэты не умирают, если о них помнить (отсюда и название). Тогда они просто переходят в другой мир — мир, наполненный их стихотворными строками. Этот мир в сборнике занимает значительное место. Лирика трех десятков воронежских авторов объединена в поэтическую антологию, составленную Сергеем Поповым на свой поэтический вкус. Получилось довольно любопытное собрание вполне откровенных стихов, написанных разными поэтами о себе.

В том нет эпатажа. Автор не желает шокировать читателя – он, скорее всего, пытается выстроить образ, в котором по возможности сводит удовольствие от поэтических удач художников слова прошлого с личными воспоминаниями о них. То, что при этом книга выглядит не собранием некрологов, а фактом культуры нашего края – несомненная авторская удача.

 

Потом эпоху закопали

Кургузов Ю.М. Встречи с эпохой. – Воронеж: ОАО «Воронежская областная типография», 2014. – 284 с.

Еще одна книга об ушедших годах. В ней собраны очерки, воспоминания, интервью, эссе – все, что автор, воронежский писатель Юрий Кургузов, определяет как «мое человеческое краеведение». Объединенные этим понятием кургузовские тексты эмоционально отличаются от мемуарной прозы Сергея Попова, о которой речь шла выше. «Встречи с эпохой» – прежде всего собрание историй о человеческом благородстве и добросердечии. Автор с особым удовольствием описывает людей, сохранивших достоинство в разных жизненных ситуациях. Это и редакторы издательства, противостоящие причудам цензуры своего времени, и писатели, упрямо идущие собственным творческим путем, и ученые, служащие великим истинам, и Иван Егорович Безгин – самородок, которого полстраны считает гениальным гитарным мастером, и Александр Сергеевич Чаплыгин, едва ли не первый в Воронеже еще в застойные времена рискнувший назвать «хулигана Высоцкого» гением…

В каждом своем герое Кургузов старается непременно найти хорошее, отметить профессиональную удачу, вспомнить достойный поступок… И это при том, что, как признается на страницах книги автор, «никогда не склонен был «творить себе кумиров», и, не считая родителей, людей, которые стали для меня непререкаемыми авторитетами – морально-нравственными, профессиональными, просто «человеческими», боюсь, наберу за всю жизнь меньше, чем пальцев на руке».

Есть в книге и еще один важный герой. Это эпоха. Та самая, единственная и неповторимая эпоха молодости, очарование которой присутствует на многих страницах книги. Вот, к примеру, цитата: «Кто помнит – тот помнит. А кто не помнит или не знает – напомню и поясню: аккурат четверть века назад бурлила и кипела по вечерам, как бы это выразиться поточнее, неформальная, что ли… В общем, не за зарплату, а за идею, в свободное от основной работы время – ярая, рьяная, порой даже по-хорошему бурная и буйная молодежная редакция той самой, сегодня уже легендарной, «общественно-политической газеты» «Поколение». Правда, вышло всего три ее номера. Несмотря на так называемые перестроечные веяния, особого восторга у «старших товарищей» она не вызвала, и вот как-то этак потихонечку-полегонечку, невесомо, грубо, зримо, а даже и, можно сказать, вежливо, ласково и корректно «Поколение» наше закопали постепенно в бюрократическую ямку да и присыпали сверху мягоньким словесовым песочком: «Молодцы, ребятушки, молодцы… Довольно, милые, довольно, хватит…» Да тут еще, как на грех, и «вражьи голоса», в частности «Радио Свобода», о нас заговорили…»

Книгу автор назвал «Встречи с эпохой». Как присутствующий на тех «встречах», в свою очередь могу засвидетельствовать: жизнь без всего того, что пришло к обществу со временем, о котором пишет Кургузов, никому бы теперь не понравилась. Ведь четверть века назад светлым идеалом власти был уже коммунизм не Маркса, а какого-нибудь Хонеккера: социализм с очередью за колбасой и эффективной тайной полицией. И нежелание находиться внутри всего этого, собственно, и объединило тогда многих героев книги в поколение.

Теперь, правда, если раскавычить название того самого издания, получится очень точный исход из ушедшей красивой эпохи: поколение наше закопали в бюрократическую ямку да и присыпали сверху…

 

На нейтральной полосе

Ягодкин Александр. Приключения Барбоса. – Лед и пламень: Литературно-художественный альманах, 2014, № 2, стр. 350-363.

«Вокруг было незнакомое место. Дома стояли по-другому, а рядом был какой-то сад за забором. И понял тогда Барбос, что теперь он окончательно потерялся»…

Александр Ягодкин – бытописатель пограничной зоны. Он обживает стыки между различными реальностями. На месте их столкновения возникают художественные эффекты исчезновения: одна картина мира, накладываясь на другую, создает третью, поглощающую две первых. При этом писатель населяет свои тексты героями, обитающими сразу в двух исчезающих мирах: взрослом и детском. Первый мир – холодный и жестокий, второй – теплый и добрый. Граница между ними – это своего рода ничейная земля, нейтральная полоса, на которой Ягодкин размещает предметы, способные объединить оба мира, например, игрушки. В новой серии коротких рассказов о Барбосе таким объединяющим началом становится желтая плюшевая собака с веселыми глазами, которая когда-то забавляла маму мальчика Никиты, а теперь, после того как Барбоса извлекли из кладовки, и самого мальчика.

Все было хорошо, пока пес не отправился поглядеть белый свет. Там он почти сразу потерялся, и начались его приключения. Ничего хорошего они Барбосу не принесли: игрушечный пес познакомился со многими жестокостями большого мира, от которых ему стало так плохо – прямо хоть топись. Он и утопился.

«Прямо над головой Барбоса была прорубь. Правым глазом он видел, как по воде идут от ветра маленькие волны… Потом солнце зашло… Прорубь затянуло льдом, наступила ночь, и темная вода стала совсем черной. Так наступила для Барбоса новая полоса в жизни – мрачная и сырая… Со временем его затянуло в ил с головой. Остались торчать только край уха и часть передней лапы. И больше Барбос уже ничего не видел. Да и на что было смотреть?».

В любом взрослом мире это стало бы концом истории. Но, к счастью, Барбос существует еще и в детском мире, где смерти не бывает совсем: слишком велик в нем запас жизни, выданный при рождении, его хватает даже на бессмертие.
Поэтому автор рассказов привел весной на речку маленьких рыбаков, которые случайно и «выловили» Барбоса. Очень быстро, путем череды мальчишечьих обменов пес опять попал домой. «Он прижался к Никите и сразу забыл обо всех своих несчастьях. Верил Барбос, что теперь все будет хорошо».

На этой фразе история обрывается.

Это потому что если ты из детского мира, то тебе и так все понятно, а если из взрослого, то поверить, как Барбос, в это «все будет хорошо», уже трудно.

Ни поверить, ни понять, ни выразить этого, ни в этом задержаться.

Дмитрий Дьяков
Иллюстрация Марина Демченко

Об авторе

Автор газеты «Время культуры»

Оставить комментарий