То, что архитектура – это застывшая власть, а вовсе не музыка, уже век как школьная истина. Поэтому, отправляясь на знакомство с новым интерьером старого здания воронежского академического театра драмы им. А. Кольцова, в голове прокручивался стандартный проверочный список вопросов.
Чью власть эта архитектура устанавливает? Чьи вкусы отражает? Какую схему публичного пространства и в чьих интересах выстраивает? Какую концепцию общества воспроизводит?
Привычных ответов получить не удалось. Художник Юрий Купер, автор проекта интерьера, всех обхитрил, избежав решения сложных проблем одним простым способом. Каким же?
Сюжет проекта – «Зимний театр». Это одно из исторических названий здания, которое хотел вернуть художественный руководитель воронежской драмы Владимир Петров. Однако, встретив непонимание общественности, затею отложил. Впрочем, тоже схитрив. Несмотря на старую вывеску, в экстерьере и интерьере театр сделался однозначно зимним.
Купер и Петров неоднократно сообщали, что задача реконструкции – максимально приблизиться к исторической правде ХIХ века, конкретно – проекту Чичагова 1886 года. По экстерьеру судить сложно, удалось ли. Здание было перестроено в 1937 году – обзавелось портиком и строгим около-дорическим ордером. После войны восстановлено, и впоследствии обросло коринфской пышностью и веселыми скульптурными группами. Успело побывать голубым, красным, зеленым. Естественно, назад в вариант Чичагова его перестраивать никто не стал.
Ну, а что же интерьер, насколько он «историчен»? Судить тяжело, поскольку фото или эскизов интерьеров того времени найти мне не удалось. Но можно строить гипотезы – ведь здание Зимнего театра было выстроено Чичаговым в популярном тогда псевдорусском стиле. Башенки, кокошники, теремки. Словом, национальные поиски в русле модерна.
Теперешний интерьер гораздо строже. Формы сдержанные и простые. Никаких лепнин и кондитерского украшательства. Упор скорее на благородные материалы. Керамогранит, серебристое дерево (дуб), венецианская штукатурка под мрамор. Из «роскоши» – хрустальные светильники (правда, простых форм) и плафоны при них, светящиеся капители, французские шторы. Весь бочкообразный сталинский ампир исчез. Шрифт внутренней навигации – модерн.
Насколько это близко к оригиналу? Не берусь судить. Скорее, похоже на поздний, строгий модерн американского образца. Правда, с большой поправкой. А именно – на тот самый сюжет, «зимний театр».
О зиме говорит всё. Бело-серебристый экстерьер. Холодно-приглушенный интерьер. Хрустальные светильники белого спектра, формой похожие на сугробы вверх ногами. «Подмороженное» стекло дверей. Излучающие ледяной свет капители. Да и прямо у входа – светящаяся картина Купера, тоже вся в инее.
Это не какие-то намеки или обходные стилевые решения. Это сообщение однозначное: у нас тут Зимний театр. Всё про зиму. И поначалу это полностью сбивает с толку.
Что можно было бы ожидать до эскизов Купера? Декларацию роскоши – в интересах легитимизирующихся через историю элит. Декларацию современности – в интересах элит, связанных с динамичным капиталом. Декларацию китча, или демократичности, или открытости, или дешевой простоты – в интересах горожан-граждан.
Но наглядная декларация холода и льда? Отражающая социальные и эстетические интересы бескрайних заснеженных русских полей и сибирской тайги? Лобби ледовых арен?
Адекватный путь осмысления подсказывают ощущения. Этот интерьер не похож на архитектурное решение. Он скорее похож на сказочную декорацию. На театральную постановку с сюжетом про зимний театр. Как если бы один из спектаклей сбежал со сцены и захватил весь театр в вечное пользование. Не размышляя о своей уместности в теплом мае или почти издевательском характере в декабрьскую слякоть. Декорация – не архитектура, ей позволено не принимать во внимание неустроенный внешний мир.
Решение необычное. В наше время всё-таки принято, что внутренний дизайн, интерьер «учреждений культуры» уходит на задний план, становится фоном, инфраструктурой – чтобы не отвлекать внимания от собственно искусства и не навязывать ему дополнительных смыслов. Активные решения, прославляющее отдельное заведение и его обитателей, обычно выносятся на внешнюю форму – именно здесь соревнуются знаменитые бюро всего мира.
Если же активно и интерьерное решение, то оно точно сообщает: «тут у нас все для прозрачности и сообщества», или «мы для поддержания чувства собственной важности элит», или «у нас сплошные эксперименты».
Мы же упираемся в «здесь – зима». Но, принимая во внимание «постановочный» характер интерьера – можно рискнуть дать ответ на заданные в самом начале вопросы. И раскрыть хитрости Юрия Купера.
Новый интерьер кольцовского театра утверждает власть художника. Следует эстетическим воззрениям художника. Решает публичное пространство как произведение художника. И «общество» как равный тут невозможно – на первом месте фигура художника и его диктатура. Причем художника совершенно конкретного, а не некоего представителя искусства как системы. То есть – Юрия Купера.
Такой индивидуалистский карт-бланш в наши времена – сообществ, процессов, микрополитик – редкость. Приведу для сравнения показательно общепринятую реконструкцию другого проекта Чичагова – театра Корша, которую провел Боровский. Нивелирование самодостаточных декораций, всё беленькое, серенькое и немного терракотовое, пара ненавязчивых архитектурных спецэффектов, современная сцена и никаких художественных высказываний, никаких сюжетов. Здание – инфраструктура.
Как же понять случай Зимнего театра Купера? Ведь не могло это случиться безо всяких предпосылок. И на самом деле, они есть. Есть ожидания, запросы, которым реализованный проект полностью соответствует.
Первый запрос – на статус искусства и его позицию. Искусство должно быть «другим миром», более совершенным, очищающим и вдохновляющим. Это отношение к искусству в нашей стране наиболее распространено. Корни и в романтизме 19-го века, и в эскапизме последних десятилетий союза. Спрос на искусство как критическую, диагностирующую систему сформирован гораздо меньше.
И театр-декорация, театр-сказка эту общенародную потребность полностью реализует. Новый интерьер действительно производит «отключающий» эффект, погружает в свое собственное пространство и время. Можно забыть свои проблемы, забыть пробки на проспекте Революции и то, что родина снова в опасности. Погрузиться в прекрасное.
Второе реализованное ожидание – это запрос на определенный тип художника и художественного высказывания. Художник должен быть гением-одиночкой, индивидуалистом и уникумом. Художественное высказывание должно быть сделано из позиции «свыше» и быть однозначным как эстетический приказ. Тогда с ним можно считаться. Юрий Купер – художник именно такого типа. С его опытом, возрастом и авторитетом он без проблем может быть источником художественного порядка, исключающего хаотическую неустроенность толпы.
Получается, Юрий Купер и Владимир Петров взяли да и построили Храм Искусства. Возвышенный, с пророком-художником и сакральным пространством прекрасного. И построили не на пустом месте, а на прочном фундаменте реальных местных ожиданий от искусства, от театра.
О чем это может свидетельствовать? О неискоренимом стремлении россиян к диктату возвышенного? О сложных временах, порождающих желание забыться? О много раз обговоренном «новом средневековье» с положенными поисками новой мистики? О до сих пор непереработанной в нашей стране эстетике девятнадцатого века? О желании элит использовать культуру как отвлекающий маневр? О всепобеждающем гении художника? Об особой роли театра в отечественной культуре? О победе творчества над ограничениями реальности?
Не буду пытаться ответить. Лучше представить – а что могло бы быть вместо «зимнего» варианта?
Могла бы быть реконструкция «как в России» – покрасить в дурные цвета, внутри завести помесь вип-сауны и барочной оперы, сделать пару вставок из жуткого цветного стекла, приделать башенку. Такой праздник красоты вполне бы устроил, пожалуй, любителей старого здания. Ведь и вариант сталинских времен был такой же, эклектический и нелепый, и ничего, нравилось.
Могла бы быть реконструкция «как в Европе» – осторожная, аккуратная, приглушенная, нивелирующая, без сюжетов и творчества. Но она не могла бы получить поддержки – для неё нет пока целевой аудитории, нет общественного запроса. «Скучновато», «бедновато», «без фантазии» – сказали бы воронежцы.
Что же наш вариант? Я убежден, что он однозначно полюбится самым разным группам воронежцев и станет культурным феноменом сам по себе. Владимир Петров прав – аншлаги в театре поначалу обеспечены просто самим зданием.
Подобное сюжетное, авторское решение здания театра – смелый шаг и вызов для города. Потому что реализованное в публичном пространстве художественное высказывание всегда таковым является, в какую бы сторону оно не было. Даже если это этюд на тему льда. Привыкшая к проектам «ни о чем» и «лишь бы не брать на себя ответственность» общественность получит живой пример, что можно сделать по-другому. И осмысленно, и смело, и никто от этого не умер. Очень хочется надеяться, что интерьер театра породит дискуссии более содержательные нежели «нравится – не нравится», «старое – новое», он этого явно достоин.
То, что описанное решение театра задействует совершенно определенное понимание искусства и опирается на общественный консенсус по поводу этого понимания – тоже прекрасно. Теперь эта позиция, это видение искусства в современном обществе ясно обозначена и артикулировано. То, что раньше было размазано в виде упрёков или похвал по всему культурному пространству города, обрело теперь свой символ – и не архивный, ностальгический – а заново созданный, наполненной энергией текущего момента. Очевидно, что четкое обозначение исходных позиций – начало всякого диалога. А культура – это и есть диалог.
Спрыгивая со спирали обобщений, отмечу еще один появившийся вызов – уже для коллектива театра и художественного руководителя. Здание вышло настолько самодостаточным, что режиссеру буквально придется делать спектакли внутри спектакля. Выстроить репертуар, эстетику, стратегию. Не войдет ли заявленный Владимиром Петровым курс на модернизацию художественной политики театра в эстетический клинч с самим театром? Как ни крути, современный театр не так благостен и отстранен, как советские новогодние сказки. Другое понимание задач искусства, его методов и места в мире. Я не профессионал в области театра, поэтому пока не могу представить, как решится эта ситуация – и будет ли она вообще осознана как условие художественной работы. За всем этим будет очень интересно следить.
Пока можно утверждать: у нас в городе произошло грандиозное культурное событие. Не «как бы событие», из ряда тех, что так любят в провинции: за то, что ничего не меняют, не заставляют переопределять позицию и выступать с осмысленной критикой при открытых картах. «Зимний» театр – событие, в котором есть решение. Есть риск. Есть вызов. И это прекрасно.
Илья Долгов
Фото Александра Нечаева
Иллюстрации Юрия Купера
