На завершающей пресс-конференции директор Платоновского фестиваля сообщил, что за всю жизнь не слышал слово «спасибо» столько раз, сколько за время проведения этого масштабного мероприятия. Верится легко – негативных отзывов было мало, и чаще всего они ограничивались простым ворчанием.
Имея в качестве предмета для высказывания Международный Платоновский фестиваль (далее – Фестиваль), я обнаружил, что контекст события, а также вызванные им обсуждения и темы меня интересуют больше, чем содержание события. Причина простая: в плане программы и проведения Фестиваль, на мой взгляд, большей частью (с учетом всех российских реалий) сделан профессионально и качественно. Программа фестиваля бесспорна, действия по ее реализации успешны, как-то и обсудить здесь нечего: ни видимых проколов, ни скандалов, ставших достоянием общественности.
Поэтому я не пытаюсь вспомнить послевкусия от событий Фестиваля. Вместо этого я перечитал положение об его учреждении – документ короткий и содержательный. Краткое содержание положения, которое не раз озвучивалось, как его организаторами, так и гостями, таково: у Воронежа теперь тоже есть свой Большой Культурный проект. Город включается в конкуренцию между культурными индустриями российских провинций.
Я неслучайно употребил термины «конкуренция» и «индустрия». Дальше буду частенько использовать и слово «производство» – относительно духовного и культурного. Рассматривать культуру как производство, а отдачу – как символический капитал, конечно, очень скучно, зато весьма полезно и подкреплено интеллектуальной традицией.
Итак, почему именно конкуренция? Потому что ресурсы ограничены – в том числе, медиа-пространство. Например, было отмечено, что федеральные СМИ не очень активно освещали воронежский Фестиваль. А фестиваль «Белые ночи» в Перми, к примеру, вполне себе освещают. Значит, этот ресурс в данном конкретном случае воронежцами проигран.
Ограничено количество шедевров и прославленных мастеров. В мире одновременно происходит множество событий, а Кремер – один. Этот ресурс, кстати, Воронеж успешно заполучил. А вот ресурс, предоставляемый Третьяковкой, частично уехал в Европу.
Ограничено внимание людей. Я не могу одновременно пойти в филармонию и посмотреть театральный спектакль, или поехать сразу на два фестиваля.
Ограничен человеческий ресурс. Невозможен культурный проект в городе, который вымывается близкой метрополией, присваивающей далеко не худших людей.
Единственный ресурс, которого в нашем мире в избытке – это деньги, и этот ресурс однозначно дешевле всех вышеперечисленных. Собственно, в этом выгода культуры: вкладывая дешевые и бесконечные деньги, мы получаем дорогой и ограниченный продукт.
В результате: культура в современном мире – это вполне себе индустрия. И большой культурный проект Воронежа стоит выстроить и оценить по самым повседневным понятиям: цели, задачи, средства, этапы, эффективность, уникальность предложения и так далее. При таком подходе недостаточно сказать: мы сделали то-то и то-то, ура! Надо будет еще подумать, зачем мы это делали, почему именно так и в этой форме, как результат согласуется с нашей дорожной картой и изначальными целями.
Балансируя между порядками символическим и прагматическим, попытаемся создать карту местности, по которой мы можем проложить маршрут «большого культурного проекта», обнаружить различные варианты и возможности. Ни в коем случае не для того, чтобы что-то предложить или утвердить. Но чтобы создать возможность обсуждения, поставить вопросы, над которыми мы можем вместе подумать.
Зачем?
Действительно, зачем нам в Воронеже большой культурный проект? Можно ведь стать первыми по производству чего-нибудь железного, к примеру. Этим город прекрасно жил в советское время. Ракетные двигатели – это почти тоже культурный проект. Многие мои детские эстетические переживания связаны с замечательными левобережными промзонами. Даже по парадным фотоальбомам 60-х видно: город жил промышленностью. Жил не только, как занятием-профилем – но и как смыслом, как пространством совместной деятельности. Сейчас этого нет.
В наши дни именно культура становится «дыханием» городов, тем, что делает их осмысленным местом. Это самое обобщенное «зачем» для культурного проекта.
Когда я два года назад вернулся из Москвы в Воронеж на пару месяцев – сделать конкретное событие, то был захвачен новой атмосферой, которой раньше в городе не было. Это было предчувствие как раз чего-то «большого». Лекции и выставки ВЦСИ. Помаячивший (и умаячивший назад) на горизонте Гельман. Непреодолимое желание московских коллег и друзей – от коллекционеров до художников – сделать что-нибудь в Воронеже. В результате город приобрел новый смысл жизни – нечто помимо дешевой аренды жилья. Судя по отзывам, что-то похожее испытали многие, посетившие мероприятия Фестиваля – или даже просто знавшие о них.
Однако, помимо этой базовой мотивации, для культурного проекта нужны ориентиры более приземленные. Ведь если предполагается проект – есть и образ того, что мы хотим получить в результате. То есть – цели. И тут уже небезынтересно заглянуть в положение о Фестивале:
Международный Платоновский фестиваль проводится в целях:
— поддержки и развития национальных культурных традиций и современных достижений российского и мирового искусства;
— приобщения к идеям гуманизма и ценностям культуры жителей Воронежской области и других регионов Центральной России, популяризации культуры и искусства;
— укрепления межрегиональных, межнациональных и международных культурных связей;
— укрепления статуса Воронежской области и города Воронежа как одного из крупнейших центров российской культуры;
— содействия распространению духовного наследия Андрея Платонова.
Какой идеальный образ результата мы можем «реконструировать» по этим целям?
Поддержка и развитие – это, допустим, про производство. Значит, Воронеж не только привозит гастролеров себе на потеху, но и сам дает миру новый культурный продукт.
Приобщение и популяризация – тут все понятно. Воронежцы станут культурны и образованы.
Наследие Платонова – как база для названия, как брэндинг и уникальность. Тоже вряд ли цель, скорее – уже средство.
Укрепление связей – как-то не сильно тянет на цель. Скорее, как задача к другой цели.
Крупнейший центр российской культуры – эта цель достаточно комплексная, ей нужны расшифровки и подпункты. Значит, дальше думаем сами.
Итак, город можно назвать культурным центром, когда:
1. Про культурные события в нем знают за пределами города. Они упоминаются в СМИ. Их ставят в свои планы на год профессионалы. Культурная жизнь города привлекает значимый поток туристов.
2. Город обладает большим культурным капиталом. Архитектура, искусство, традиции. Город-музей.
3. Город производит культуру. Здесь бурлит жизнь искусства: работают известные музыканты, художники, писатели и существует вся нужная им инфраструктура – площадки для выступлений, мастерские, дешевые творческие кварталы, галереи, а также продюсеры и арт-менеджеры.
Как могут реализовываться эти варианты?
1. Производство крупных событий. Фестивали, биеннале, ярмарки, конкурсы. События очень удобны для медиа – всегда понятно, о чем писать. Если событие конкурентно на мировом уровне – то это уже огромная индустрия, целый сектор экономики города. События организовывать проще, чем постоянную арт-жизнь, они поддаются вполне конкретному и вразумительному менеджменту. По событиям легко отчитаться: посетило столько-то, доходы такие-то, упоминаний в СМИ столько-то. Очевидно, что Платоновский фестиваль – именно событийный сценарий.
2. Вариант с эксплуатацией культурного капитала сводится, очевидно, к его наличию: если есть – то можно выстроить вокруг него инфраструктуру и жить себе в удовольствие. Если нет – то для создания потребуются очень мощные инвестиции.
3. Производство новых единиц современной культуры. Труженики искусства современного, музыканты то, писатели или художники, распределены по миру далеко неравномерно. Как и всякие другие виды живых существ, они сбиваются в сообщества, иногда гигантские. И обитают эти сообщества там, где наиболее подходящие условия. Помимо того, что их наличие по умолчанию обеспечивает городу и бурлящую культурную жизнь, и целый сектор производства-потребления, они еще и прославляют свою родину по всему миру – по мере своих успехов, конечно. Я знаю, например, что Нео Раух живет и работает в Лейпциге. Больше я про Лейпциг ничего особенно не знаю – но и так сразу видно, что культурный центр мирового значения.
Проще увидеть, как эти варианты существуют в жизни на примерах (где они вечно смешиваются). Моя компетенция лежит в сфере современного искусства, поэтому возьму его за основу, но те же операции можно провести и на музыке, театре, танце.
Венеция – город музей, и, одновременно, город-база для важнейших событий: венецианского биеннале, золотых львов.
Берлин – место обитания для множества художников со всего мира и место берлинского биеннале же.
Нью-Йорк – пресловутые десять тысяч галерей и сто тысяч художников, плюс важнейшие музеи мира.
Бильбао – когда-то населенная хмурыми басками глухомань, но после появления очередной франшизы музея.
Гуггенхайма – уже туристический центр, и баски больше не хмурые.
Москва – почти все российские художники в одном месте, и биеннале есть. Музеев толковых, правда, нет. И биеннале чисто местного значения. И художников не тысячи, а пара сотен разве. На мировой культурный центр не тянет, но это уже проблемы страны в целом, а не отдельно взятой метрополии.
Итого: три способа производства культуры, которые могут свободно сочетаться друг с другом, работая на общую цель:
— событийный (фестивали, биеннале);
— институциональный (музеи, концертные залы, тематические парки, театры);
— производительный (художники, музыканты, писатели, галереи).
Плюсы и минусы
События, как уже выше писалось – проще создать и администрировать, легче оценивать их эффективность. Однако на этом уровне сложнее конкурировать. Фестивалей, биеннале – сотни. Чтобы занять среди них первое место – (хотя бы в рамках страны), недостаточно просто их наличия. Нужно создать в культуре или ее осмыслении нечто новое: открыть имена и направления, новые типы рефлексии или прочтения, новый формат проведения.
Удачный пример: биеннале в Екатеринбурге. Благодаря внятной теме и её профессиональной проработке событие стало интересным далеко за пределами города. Неудачный пример: Южнорусское биеннале, претендовавшее только на то, что оно первое на юге России. Интересно это кому-нибудь не из Ростова или Краснодара? Очевидно, нет.
Минусы событийного типа проекта: фестиваль закончился, а город остался. Возможен выход – не одно, а десятки событий в течении года. По такому пути пошла Пермь, которая бесконечным потоком порождает фестивали, конференции, слеты, программы и так далее.
Что в этом плане может сделать Воронеж? Платоновский фестиваль, судя по заявлениям, будет существовать и дальше. И это хорошо, фестиваль может стать локомотивом, имиджевым фундаментом для всех остальных начинаний. «Визитная карточка». Мощный сигнал, что в городе теперь живет культура: сигнал чиновникам, бизнесу, стране и самим горожанам.
Достаточно ли этого для большого культурного проекта? Чтобы начать производить что-то новое фестиваль должен созреть и найти свою нишу. Для городской же жизни две недели в году – это мало. Ради этого не вернешься из Москвы. Не останешься делать карьеру в сфере культуры – в отсутствии образовательных и профессиональных перспектив.
Расширение этой стратегии – множество событий в течение года, просто водопад событий. Бесконечная эйфория – кажется, именно этого добивается Пермь. И именно поэтому этот вариант для Воронежа не предпочтителен: конкуренция. И потенциальный конкурент уже впереди. Значит, стоит оценить другие пути.
Поэтому посмотрим следующий уровень: крупных институций. Крупная – это значит, настоящий музей современного искусства, а не просто кунстхалле. Или успешный, известный и конкурентоспособный за пределами города театр. Создание подобных проектов с нуля – процесс непростой и очень затратный, работать приходится на пустом месте. Проще действовать, опираясь на то, что есть. Можно предположить, что для Воронежа подобной нишей могут стать театры: Камерный и активно развиваемый Драматический. Стоит подумать о регионе в целом – и обратить взор на Дивногорье. Это уже брэнд в рамках страны, его можно усиливать – развитием самого музея-заповедника, проведением там фестивалей лэнд-арта, и так далее.
Этот уровень функционирования культуры даст стабильный продукт для горожан, а если будет качественным и актуальным – то даст бонус городу и в рамках страны или мира.
Однако создание подобных институций с нуля – это огромные вложения средств и времени. Еще один момент: способ существования. Театр или концертный зал работают по жесткой схеме: продукт – потребитель. Посетитель театра – это человек, у которого, как минимум, есть деньги на это посещение, есть выраженная потребность в культурном досуге, отличном от зарабатывания денег.
Но здесь сложно увидеть личное участие или перспективы – то, что важно для молодежи. Свою судьбу с театром или оркестром свяжут единицы. Новые институции подобного типа появляются редко. В них невозможно принять участие факультативно. Вокруг них не создается побочных культурных производительных социальных сред.
Все эти тонкие инфраструктуры свойственны самому хаотичному и сложноуправляемому уровню: непосредственно среде художников, писателей, поэтов, музыкантов. Именно эта среда сама по себе генерирует события, проекты, она генерирует само «тело» культуры – то, что потом будут использовать и институции, и крупные событийные проекты. Эта среда требует минимальной поддержки и к тому же склонна сама себя окупать со временем.
Что ей нужно для существования и развития?
Минимальная инфраструктура – выставочные залы, синематеки, лекционные, мастерские, резиденции, музыкальные площадки. Эта инфраструктура часто формируется в виде кластера: вблизи появляются галереи, арт-кафе, магазины и т.д., занимая простаивающую неликвидную недвижимость – и повышая привлекательность района в целом.
Ну и, естественно, самый важный компонент – некий человеческий «кристаллический» заряд, вокруг которого будет развиваться живое сообщество. Эта среда быстро обрастает образовательными структурами, арт-менеджментом, связями по всему миру и потребителями. Она, однако, менее всего поддается прогнозируемому управлению. Но и именно она привлекает молодых людей, она создает культурное будущее города.
Возможен ли этот вариант для Воронежа? Думается, да – здесь есть художественные инициативы, есть активная молодежь, есть образовательные проекты.
Что по поводу конкуренции? Для провинциальной России это пока новая отрасль – но в ней уже присутствуют Екатеринбург, Самара, Краснодар.
Этот уровень производства непредсказуем, не дает немедленной отдачи – зато именно в нем может сложиться уникальность городской культурной жизни, снимающая вопросы о любой конкуренции. «Лейпцигская школа» – только одна, не может быть лейпцигской школы в Ванкувере. Весь комплекс отношений, инфраструктуры, человеческого опыта, который сформировался вокруг этих культурных явлений, не может быть скопирован или превзойден.
Итак, в начале я ставил себе задачу наметить карту возможностей и ограничений для большого воронежского культурного проекта. В рамках этого текста я успел обрисовать только один параметр – различные уровни и типы продукции культуры. Приблизительно оценить их потенциал для Воронежа, исходя из ресурсов и конкурентной ситуации.
О большом культурном проекте еще очень много нужно сказать: человеческие силы, инфраструктура, программа, этапы реализации и т.д. Я попробую подумать на эту тему в следующих текстах, а этот стоит воспринимать как повод для дискуссий и обсуждений, которые позволили бы уточнить и ресурсы города, и мотивацию его сообщества.
Илья Долгов
