«Я обращаю сбивчивую речь
К Тебе, Господь, не в суетности праздной,
А чтоб в огне отчаяния сжечь
Овладевающие мной соблазны.
Пусть дым кадильницы души моей,
Сколь я ни грешен, духом сколь ни беден,
Тебе угоден будет и милей,
Чем воскуренья праздничных обеден…»
…Так начинается «Книга скорбных песнопений» с подзаголовком «Слово к Богу, идущее из глубин сердца». Её автор — армянский поэт Средневековья Григор Нарекаци (951-1003), сын епископа, учёный-монах. Упомянутая книга входит в Золотой фонд мировой духовной поэзии; как признался мне один армянский филолог, он долгие годы — 15 лет — только лишь «подходил» к этому произведению, созревая до него духовно. Что же остаётся после этого сказать мне, неармянину? — только признаться прежде всего самому себе в бессилии постичь бездонный мир Армении, полный трагизма и красоты…
В Воронеже в конце мая планируется открытие новопостроенного храма Армянской Апостольской Церкви (в районе площади «Застава»), и будет совершаться его освящение духовенством из Эчмиадзина, армянского духовного Центра. Горожанам нужно как бы заново познакомиться с этой «таинственной незнакомкой» (ААЦ), о которой знали лишь заочно и имели весьма смутное представление, — хотя «таинственность» эта происходит всего лишь от нашего незнания. Сами же армяне ни от кого не прячутся и тем более — от россиян, с которыми их связывают долгие годы общей истории. К сожалению, не многие из нас знают, что армяне — тоже христиане и даже древнее многих из них, ибо Армения была первым государством, принявшим христианство официально, в 301 году. В качестве справки вспомним, что на имперском уровне Церковь была признана в 325 году при участии императора Константина. У Армянской Церкви наработан, если так можно сказать, большой христианский опыт, — это я к тому, что кое у кого из нас ещё бытует мнение на уровне «кухонного» знания, что армяне представляют собой нечто вроде мусульман, — ведь Закавказье же…
Нет, не хочется так скоро расставаться с Григором Нарекаци; моя любовь к его поэзии, хотя и в переводе, весьма давнишняя, ей лет 45:
«…Час настаёт, и громкий судный глас
Уже гремит в ущелиях отмщенья;
Он нас зовёт и порождает в нас
Страстей противоборных столкновенье.
И сонмы сил, недобрых и благих —
Любовь и гнев, проклятья и молитвы, —
Блистают остриём мечей своих
И дух мой превращают в поле битвы!..»
«Ну и что, — скажет кто-то досужий, осведомлённый о монашеских усмирениях духа и плоти, — разве не всякому монаху ведомо изнурение от духовной борьбы, русский он или армянин?» Но есть Зосимы и есть Ферапонты (если вспомнить «Братьев Карамазовых»), и не всякому христианину, независимо от национальности, открывается Свет Невечерний:
«…Мне ведомо, что близок День суда,
И на суде нас уличат во многом, —
Но Божий суд не есть ли встреча с Богом?
Где будет суд — я поспешу туда!»
Вы слышите? Григор Нарекаци, христианин-монах, успел понять своим духовным опытом, что Божий суд — это прежде всего ВСТРЕЧА, на которую хочется поспешить. Какой преступник хочет ускорить день своего суда? Не томится ли душа его, желая протянуть время, а уж если суд неизбежен — не было б его совсем, — то хотя бы со смягчением приговора? А здесь — поспешание на суд… Не безумец ли он? Напомним время земного бытия этого монаха: вполне зрелое Средневековье, о котором у нас представление чаще всего весьма однотипное — невежество научное, темнота религиозная. В связи с этим в памяти постоянно всплывает фрагмент из кинофильма «Андрей Рублёв», когда в поле с созревшим хлебом происходит объяснение Андрея с Даниилом. Фон разговора — затянувшийся невыполненный заказ князя на роспись внутренних стен православного храма; расписать их надо было на тему «Страшного суда». Время идёт, сроки проходят; и «бельё» готово, т.е. на стены наложен грунт, но роспись так и не началась. Уже кто-то из подмастерьев уходит, и Даниил требует у друга ответа. Наконец Андрей не выдерживает и выдыхает наболевшее: «Да не могу я, чтобы в Церкви людей Богом пугали». Эта фраза стоит многого; смысл её и по нынешнюю пору не в силах понять многие из христиан: если не познал Бога любви, то для тебя в Нём видится лишь один карающий суд. Так что Нарекаци провидел лучше многих из нас: это прежде всего ВСТРЕЧА с мудрым и любящим Отцом, который уж конечно понимает всю запутанность нашей жизни.
Через беспомощные возможности газетной статьи не увидеть и не очароваться танцем армянских женщин, когда рисунок движений их рук — уже песня? В городских залах иногда бывают музыкальные концерты армянских исполнителей, и — вы такое редко увидите — армянские девушки и парни выходят в проходы зала и танцуют: своё, национальное, что весьма трогательно, ибо наша молодёжь может только бессмысленно топтаться на месте.
Как рассказать звуки дудука (вспомним у Лермонтова «…а душу можно ль рассказать?») — этого древнего духового музыкального инструмента, по виду несложного в устройстве? Он представляет собой трубку из абрикосового дерева с 9-ю игровыми отверстиями и двойной тростью. Арам Хачатурян однажды сказал, что дудук — единственный инструмент, который заставляет его заплакать. Знаменитый армянский дудукист Дживан Гаспарян отмечает: «Американцы и японцы пытались воспроизвести звучание дудука на синтезаторе, но всякий раз это им не удавалось. Это означает, что дудук подарен нам Богом». И его слова даже не вздумаешь оспорить, если слушал — и слышал — божественный дудук. Самому же Дживану уже 87 лет, и он до сих пор не знает себе равных по исполнению армянских напевов на дудуке. Но как это показать скудными словами?
А Флора Мартиросян, эта очаровательнейшая армянская женщина, голос которой созвучен грусти дудука? У Всевышнего свои планы на наш счёт, и Он взял её совсем недавно, полную творческих сил и надежд. Я снова и снова слушаю это пение, наслаждаюсь её голосом и ощущаю своё бессилие постичь тайну армянской души. Вот попытка современной нам армянской женщины сказать об искусстве Флоры в стихах («Сатеник» — так она представляется читателю):
«Женщина-птица с глазами Вселенной…
Женщина-жизнь с очертаньем короны.
Всяк, кто попался, не выйдет из плена.
В вечность ушла, чтоб всегда быть на троне.
Как она пела! О, как она пела!
Люди, что слышали вы превосходней?!
Иволгой в песнях как будто летела,
Чувства ее все свободней, свободней…
Очень глубокий и трепетный голос,
Голос Армении, голос протяжный.
Вся наша честь в нем и вся наша гордость,
Все, что когда-то считали мы важным…
Я посмотрю в это рваное небо…
Звезды мерцают холодным соцветьем.
Там где-то Флора с глазами Вселенной,
Там голосистая птица столетья…»
Флора похоронена на городском пантеоне Еревана…
Да, дудук — да ещё с такой певицей — может рассказать о многом. В нашем городе живёт милая армянка, мама троих детей; пишет стихи под псевдонимом «Егише» (полагаю, имя поэта Егише Чаренца избрано ею не случайно):
«Пой, дудук, твоя молитва
Пусть сердца людей разбудит;
Расскажи, как кровь пролита,-
А убийц никто не судит…
Пой, я не устану плакать.
Даже если слёз не будет,
Я свечой гореть и капать
Буду от столь тяжких судеб.
Знаю: Бог сказал: не мстить…
Сотни лет — а боль живая!
Грех какой нам искупить
Надо было, так страдая?»
«Сотни лет — а боль живая…». Это о чём?
…О многовековой истории армян, судьба которых полна трагизма и боли. Они считают себя иафетитами; известно из Библии, что у Ноя было трое сыновей — Сим (семиты), Хам (хамиты), Иафет. От последнего пошла большая индо-европейская группа народностей, к коим и принадлежат армяне. И ковчег их праотца, Ноя, скрывается подо льдами горы Арарат, этой гордости и символа всех армян, которая — увы — сегодня находится на территории Турции. И здесь как будто спотыкаешься… Пересказывать историю — дело бесполезное; это длилось в веках долго и мучительно, с переменными успехами и поражениями. Но жестокость была всегда. Армяне, в отличие от ряда других своих соседей, никогда не изменяли христианству, за что платили тяжкую дань жизнью и кровью.
Самой большой ценой была страшная резня в 1915–1923 годы, когда турки уничтожили полтора миллиона человек; детей душили горячим паром, на них испытывали новые медицинские препараты (не правда ли, знакомые методы геноцида 20 лет спустя будут применяться уже в центре цивилизованной Европы?). «Выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток» («Братья Карамазовы»).
Комитас, поэт и музыкант, написал «Дле яман» — эту раздваивающую душу песню, перевести которую до сих пор не в силах сами русскоговорящие армяне: «Горе…Боль…». Мозг не выдержал того ужаса, когда на его глазах истреблялся цвет армянской нации, и Комитас закончил свою жизнь в лечебнице для умалишённых. Егише Чаренц написал о нём:
«С безумием в очах и с бородою в клочьях,
Исхлестан бурей, бос, весь в черном,
ты в родных,
В пустых бредешь полях, в тех,
стародавних, отчих,
Родными звуками засеиваешь их».
(перевод Михаила Синельникова)
…И освящение храма Армянской Апостольской Церкви приурочено к столетию этого геноцида — 24 апреля 1915 года. У армян это называется «Великое Злодеяние». Страны Антанты (Франция, Великобритания и Россия) 29 мая 1915 года выступили с совместной Декларацией, осуждающей это злодеяние. Геноцид армян признали Совет Европы, Европарламент и другие организации.
«Сегодня мы ознаменуем годовщину того, что называется первым геноцидом 20-го столетия, и почтим память армянских жертв этого преступления против человечества».
24 апреля 1998. Парламентская
ассамблея Совета Европы
Трудно сказать, что же будут отмечать армяне в этот день: освящение храма — это праздник, но придут — почти уверен в этом — все в трауре… И всё же жизнь торжествует свою победу, и стихи, написанные от лица неизвестной армянки, утверждают эту правду: жизнь побеждает:
Вдали от Армении
«Язык любви один и тот же всюду.
Не знаешь ты армянского, и все ж,
Когда тебе я по-армянски буду
Шептать «люблю», невольно ты поймёшь.
Но эта боль, что мне дана судьбою,
Не гаснущая в яви и во сне…
Ведь столько дней, как я брожу с тобою,
Но грустно мне и одиноко мне.
Армении не видно здесь, не слышно…
Как далека нагорий тишина!
Когда шумит вокруг твой город пышный,
Во мне безмолвствует моя страна.
И Арарат… Он лишь горой библейской
Вам чудится заоблачный, а нам
Он скорбь и радость в беззакатном блеске,
Надгробье, колыбель, бессмертный храм…
Поймешь ли боль веков, тебе чужую!
А мы живем, ее в крови храня.
Пусть на твоем наречье расскажу я
Про эту боль — ты не поймешь меня…»
Сильва Капутикян
Вернёмся к поэзии армянки под псевдонимом «Сатеник»:
«Распластала буйство красок
Осень — тихая беглянка.
Лето как-то вдруг погасло…
За водой идет армянка.
Горделивым тонким станом
Издали еще заметна.
Беглого довольно взгляда,
Чтоб понять — она бессмертна.
Только нимфы так прекрасны,
Грациозны, словно лани.
Чары девичьи опасны
И рождают грех желаний.
Но она о том не знает,
Целомудренна богиня.
На плече кувшин сверкает
Словно медная твердыня.
И бежит к ручью армянка,
И кувшин наполнит быстро,
Чтобы завтра спозаранку
Хлеб испечь в печи душистый…
…Разбросала листья осень,
Мир как будто наизнанку.
И с кувшином между сосен
Шла прекрасная армянка…»
Ну право же, какой-то янтарь, проступающий на стволах сосен! Может, не случайно «Сатеник» — это «янтарный»?
…И ставят, и ставят армяне хачкары; вырезают на стенах храмов, ставят на могилах, на скалах, просто при дороге… Говорят, их в Армении 50 тысяч. Хачкары — это особая армянская песня, это «крестный камень», как гласит перевод. Всегда в форме креста о четырёх как бы разветвляющихся концах, — они, как проросшие ветви, символизируют не смерть, а Воскресение. Такой хачкар даже именуется — «Цветущий».
Хачкары — отдельная область в армянской культуре. Нет такого мастера, работающего по камню, чтобы не сотворил хачкар, вроде того, что мы можем увидеть, подходя к храму «Святого Саркиса», освящение которого мы ожидаем. Хачкар вырезан в туфе на южной стороне храма. Туф — природный камень вулканического происхождения; он наиболее любим армянами, податливый в обработке и в то же время прочный. Самый предпочтительный добывают в предместьях древнего города Ани — анийский туф. Он очень хорош для облицовки, — весь Ереван украшен им.
Меня водит внутри храма его строитель — он же и архитектор — Геворг Ширванян, обаятельный мужчина, хотя и явно усталый. Строительство завершилось, идёт отделочная работа, на которую, как известно, уходит никак не меньше сил и времени. Предшествующая работа Геворга — армянский храм в Будённовске (освящён в 2010 году). До этого — православная часовня. Семья его живёт в Ростове на Дону — такой образ жизни Геворга есть своего рода подвижничество. Закончил Художественную Академию, затем получил специальность филолога в Государственном университете — всё в Ереване. В зодчестве себя помнит с 14 лет, когда уже работал при мастере. Студенческой группой ходили по армянским городам и сёлам, в разных ракурсах рисуя полуразрушенные храмы — воистину симфонии в камне. Их описывать невозможно, их нужно «слышать».
Смотрю каталоги, и глаза устают от обилия храмов сохранившихся, но ещё более — полуразрушенных, почти полностью разрушенных… Чем-то напоминает российскую историю: по бескрайним просторам стояли храмы, и без всякого нашествия иноземного врага они были разрушены. Народ забыл, что подлинный храм — прежде всего – это дух человека, молящегося Богу не по традиции, не по моде. Если этого нет, то тысячи храмов Бог разрушает. Не эту ли мысль хотел высказать библейский пророк? — «Так говорит Господь: небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих; где же построите вы дом для Меня?.. а вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушённого духом и на трепещущего перед словом Моим». Читать это Слово, т.е. Библию ни русским, ни армянам как-то всё недосуг.
Хотя опыт строительства у армян многовековый, Геворг использует и свои технологические находки; он мне говорил о некоторых. Смотрю на алтарь и вижу то, чего нет ни в одном русском православном храме: жертвенник, на котором совершается бескровная жертва (хлеб и вино), выполнен в виде трона — престола в буквальном смысле. Весьма глубоко по внутреннему видению: всё совершается перед престолом Всевышнего.
Боковые арочные своды выполнены «под циркуль» — для обеспечения полётности звука. Над входом изнутри — балкон для хора. В армянских храмах возможны и органы, но сейчас пока не время об этом говорить из-за финансовых трудностей.
Уже висит под куполом паникадило, готовы к водружению кресты на колокольню и шестнадцатигранный шатровый купол (16 граней — находка Геворга — весьма сложная конструкция).
Армяне с почтением относятся к женщине: к сестре, к жене, особенно — к матери. И они не могут понять, почему святое слово «мать» у русских употребляется в грязном контексте; чаще всего — для бессмысленной связки слов. Что характерно, прежде всего — армянские мужчины осуждают такое осквернение слова «мать».Что здесь можно сказать? Это позор наш и стыд. Ещё апостол Павел предупреждал: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших…». Гниль, как известно, поражает весь организм. Вот и получается, что мы прогнили…
Я вовсе не намерен сочинять панегирик в честь армян; все грешны и несовершенны, как остальной род человеческий. Но у каждого народа есть нечто своё, на что нельзя посягать: у одних — глумливый воинственный дух, спесиво относящийся ко всем окружающим, у других — неосквернённость образа матери…
Перечень известных и уважаемых армян в данной статье скромен, и я чувствую себя вроде как виноватым перед теми, кто не назван, — да простится мне эта подневольность. И всё же вот ещё имена:
Шарль Азнавур (Шахнур Азнавурян), шансонье,
композитор, посол Армении в Швейцарии;
Арно Бабаджанян, композитор;
Ованнес (Иван) Баграмян, маршал, Герой Советского Союза;
Арам Хачатурян, композитор;
Дживан Гаспарян, «король» дудука, композитор;
Армен Джигарханян, актёр;
Гарри Каспаров, чемпион мира по шахматам;
Анастас Микоян, политик;
Мкртчян Фрунзик, актёр;
Микаэл Таривердиев, композитор;
Георгий Гаранян, дирижёр, саксофонист-джазист;
Мишель Легран, композитор (Франция);
Павел Лисициан (Погос Карапетович), певец, баритон.
«…О сколько лет хочу тебя понять я!
Ты — действо бесконечное распятья,
Ты — действо боли, грусти и сожженья,
И вечного из пепла возрожденья.
Страна Армянская — Ара Прекрасный!
Столп огненный, взвивающийся, красный…»
Ваагн Давтян (перевод Нины Габриэлян)
Что же после этого можно сказать о моих попытках понять армян, если они сами веками пытаются постичь тайну судьбы Айастана, своей Армении? Остаётся лишь надеяться на их снисходительность к моему скромному подношению.
