Он стоит перед залом во фраке. В куче мусора. Взгляд устремлен вперед. Дирижерская палочка в его руках плавает в воздухе, а за ней с замиранием следят зрители. Куда уведут эти движения? Останемся ли мы в зрительном зале «Иллюзиона» или, с помощью одного мановения дирижерской руки, окажемся в другом пространстве? Как по волшебству. Поменяем зрительские кресла на стулья в ресторане, будем мчаться ночью в автомобиле по лирическим строкам Андрея Вознесенского. Исчезает со сцены артист, вместо него возникают герои, поглощенные роботизированным миром …
У воронежского актера Бориса Алексеева уже давно существовало желание попробовать свои силы в сложнейшем жанре и создать в Воронеже театр одного актера. Идея со временем приобрела практические очертания, была придумана идея первого спектакля на основе произведений любимого поэта – Андрея Вознесенского, остался позади и мучительно трудный репетиционный период, но показать воронежцам результат своего труда все никак не удавалось по ряду технических причин. Внезапно из Москвы пришла печальная весть – Вознесенский умер. Узнав об этом, Борис Алексеев решил, что более откладывать премьеру невозможно.
Впервые спектакль «Оза» был сыгран Борисом Алексеевым в июне 2010 года. Повторно – через четыре месяца. Все это время актеру помогал руководитель культурного центра «Иллюзион» Игорь Сикора, он предоставил зрительский зал для выступления и даже собственноручно изготовил афиши к спектаклю. Две недели назад поэтическое действо «Оза» было показано в третий раз. Борисом была усовершенствована музыкальная составляющая постановки, а в начало спектакля включен документальный фильм о Вознесенском – «Ностальгия по настоящему».
Известно, что Оза Вознесенского – это жена поэта Зоя Богуславская. «У меня есть своя Оза, – перед началом спектакля сказал Алексеев, кинув взгляд в глубину зала. – Я сегодня ей посвящаю эту работу». Никто из зрителей не догадывался, что актер говорил о своей жене – она находилась тут же, вела спектакль, работала звукорежиссером и осветителем одновременно.
Для того чтобы верно осмыслить постановку Алексеева, стоит вспомнить некоторые темы произведений поэтов-шестидесятников. После 1953 года в Советском Союзе искренне верили, что мир можно изменить с помощью научных проектов. Была построена первая в мире атомная электростанция, создан международный Объединенный институт ядерных исследований в Дубне. Запущен первый космический спутник, созданы биохимические и генетические лаборатории. Советские люди стремились в технологическое будущее, такое удобное, новое, но… бездушное. «Оза» – тетрадь, найденная в тумбочке Дубненской гостиницы – это поэма о жизни, о борьбе личности с роботизацией. Люди нового мира «состоят из атомов, частиц, как радуги из святящихся пылинок или фразы из букв». Здесь нет места чувствам, здесь некуда выплескивать эмоции – «быть человеком некогда». Где-то в мире технологий погибает символ духовности – женщина:
«Не отстегнув браслетки, вся изменилась смутно,
с нами она – и нет ее,
прислушивается к чему-то…»
Похоже, мало что изменилось с тех пор. В стране ныне разворачивается огромный научный проект, имя которому «модернизация», появилось Сколково. И вновь темами для разговоров стали технологии (к ним всего лишь прибавилась приставка «нано»). Мир стал мчаться еще быстрее. И вновь «человеком быть некогда». Похоже, что сегодня социальная лирика Вознесенского не перестает быть актуальной.
Именно эту наметившуюся бездушную связь между нашим временем и 60-ми годами прошлого века почувствовал и показал в своей постановке Борис Алексеев.
По сцене разбросаны газеты, банки из-под газировки, пластинки… Мир превратился в одну большую потребительскую помойку. Где-то, посреди этого мусора, существует человек. Посреди холодной бездны, между двумя мирами – человеческим и технологическим. Лирический герой не может решить, по какую сторону пропасти ему остаться. Поначалу он следует чувствам – хочет защитить свою возлюбленную:
«Дай мне, господи, крыльев
не для славы красивой –
чтобы только прикрыть ее
от прицела трясины».
Но вскоре в сознании происходят перемены. Становится ясно – в мире технологий чувства не нужны. Они мешают. Любовь не модна. На любовь времени нет, да и ни к чему она теперь:
«А может, милый друг, мы впрямь
сентиментальны?
И душу удалят, как вредные миндалины?»
Защищать женщину уже некому. Есть слабые мужчины, стоящие в стороне от ее проблем, а есть слабые – сами свалившееся на нее одной проблемой. Женщина беззащитна:
«О, упоенье оккупанта,
изыски деревенщины…
Сминая лунную купаву,
бьют женщину».
На женщину в век слабых мужчин сваливается непосильная ноша. Она должна хорошо выглядеть, уметь показать себя в свете, но при этом тащить на себе воз бытовых проблем. Балласт повседневного быта, вечных застолий тянет ее вниз:
«Бей, женщина… за то, что ты во всем передовая,
что на земле давно матриархат –
отбить, обуть, быть умной, хохотать –
такая мука – непередаваемо!»
Борис Алексеев мастерски создает образ человека, живущего в абсурдном технологическом мире. При этом энергетика актера оказывается настолько сильной, что граница между сценой и зрительным залом если и не исчезает, то по крайней мере становится довольно призрачной. Лично я ощущала себя не зрителем, а участником всего поэтического действа. Вот персонаж танцует на сцене, а вот уже сидит прямо перед тобой.
Так близко, что, протянув руку, можно его коснуться, но тут ураганная атмосфера спектакля поглощает тебя, сминает – и ты чувствуешь, что уже не коснуться ты хочешь героя, а отправиться с ним вместе на сцену и под взрывы джазовых импровизаций топтать, разбрасывать ногами газеты с набившим оскомину содержанием.
Порой сложно было поверить, что перед тобой священнодействует, шаманит лишь один актер. Множество персонажей меняется перед глазами со скоростью бегущего вперед мира. Вот герой лежит возле чайной и ему видится черный ворон. Вот женщина среди шести мужчин сидит в новогоднюю ночь в ресторане. Чувствуется, как ненавидит она эту компанию, «где взгляды липнут, словно листья банные», как она устала («так хочется к кому-то прислониться – увы…). Ее внутренний голос надрывается, велит ей вмазать майонезом в одного, запустить салатом в другого. «Бей, женщина!» – фраза въедается в мозг, стучит в висках пудовым колоколом. Вдруг становится тихо: ресторанный гул уходит на второй план. Вот она выбирается из-под стола, подходит к зеркалу, смотрит в него и видит в своем отражении пусть стеклянно-призрачную, но все-таки поддержку. Шепчет еле слышно. Обессилено сползает вниз.
В какой-то энергетический смерч превращается Борис Алексеев при исполнении стихотворения «Зеленая обезьяна». Образ зеленой обезьяны преследует героя повсюду. Он видит ее в зеркале, в экране телевизора: «у нас на СПИД реакция положительная…» – доносится из динамика гнусавый технически противный голос диктора. Зеленая обезьяна в модных штанах-бананах повсюду: на пороге квартиры, она звонит по телефону, стоит у входа в метро… «Прощай, человечество страсти. В слезах напоследок, навзрыд, обнимемся, сестры и братья!» – эмоционально неистовствует герой. Ему в ответ – равнодушно-занудный женский голос: «А вы проверялись на СПИД?». Ха-ха. А вы встречали зеленую обезьяну? Коне-ечно-о… И не одну.
Вереница стихотворных образов, живущих в спектакле, приводит нас к пониманию основной идеи постановки: изменчивый мир, в угоду новой технической упаковке, меняет человеческое внутреннее содержание. Привлеченные яркими обложками, мы уже сами не замечаем, как выдергиваем из книг страницы. Удобно ходить в заграничной куртке и ставить свои книги на импортные стеллажи, но… «свет должен быть собственного производства»! Без внутреннего света человеческая жизнь – не жизнь, а потребительское существование. И порой в слепоте равнодушия можно не заметить, не ощутить близкого тебе человека.
В заключение следует сказать о главном. Борис Алексеев совершил своего рода творческий прорыв – показав воронежцам свой первый спектакль, он создал все предпосылки для возникновения в нашем городе постоянного репертуарного Театра одного актера. Нет, безусловно, чтецкие программы у нас существовали и существуют, многие артисты исполняют со сцены стихи тех или иных авторов. Но я говорю о другом. То, что сотворил Борис Алексеев в «Иллюзионе», иначе как театром назвать нельзя – причем этот театр весьма высокого профессионального уровня. Это нужно смотреть, об этом следует говорить и писать, к этому стоит относиться, как к серьезному театральному явлению. Света собственного производства должно становиться в нашем городе все больше и больше.
Ольга Гуцу
Фото Андрея и Никиты Пауковых
