Булгаковский Шариков, как известно, театры не жаловал. Причем, как и полагается субъекту, не отягощенному интеллектом, эту свою антипатию особой аргументацией не сопровождал, уверенно отвечая лишь: «Да дурака валяние… Разговаривают, разговаривают…». Интеллигентные попытки убедить Шарикова в том, что безаппеляционность суждений – верный признак глупости, успеха не имели. Да и не могли иметь.
А теперь представим, что Шариков вместо отдела очистки устроился бы работать, по рекомендации Швондера, театральным критиком. А почему нет? Ходил бы в театры бесплатно, восседал в ложе, рассматривал в бинокль публику в зале – вдруг там начальство какое-нибудь присутствует? А постановки оценивал бы в своей привычной манере торжествующего хама. Например, «Спектакль подтвердил старую истину: называться народным артистом – еще не значит быть хорошим актером», «Бездарная сценография, дешевая оперетка», «Спектакль можно охарактеризовать, как дурновкусие» – и так далее. В общем, не встречая отпора, чувствовал бы себя вполне в своей тарелке. Профессор Преображенский уберег окружающих от любого развития шариковской карьеры, уничтожив Полиграф Полиграфыча физически. Но дух последнего остался жив.
Давно тут сидим
Еще лет десять назад, пролистывая подшивки местных газет, я почувствовал, что мне не дает покоя следующий вопрос: почему в воронежских газетах наиболее косноязычные и невежественные журналисты работают именно в отделах, занимающихся освещением культуры? Мое недоумение удовлетворил знакомый редактор, который разъяснил ситуацию с очаровательной откровенностью. «Видишь ли, – сказал он, посмеиваясь, – для культуры можно брать корреспондентов по остаточному принципу. В политике или экономике за небрежность в формулировках можно и на иск в суд нарваться, поэтому на этих темах должны работать квалифицированные журналисты. А выставки да спектакли описывать по принципу «понравилось – не понравилось» любая глупая девочка или мальчик смогут. Другого здесь и не нужно».
Да, следует констатировать, что сегодня культура освещается по остаточному принципу, как никогда ранее. Вчерашние газетные мальчики и девочки повзрослели, профессионального мастерства, правда, у них не прибавилось, но зато глупости стали уже не говорить, а изрекать – в силу выслуги лет. Высидели себе такую возможность. Как старцы в фильме «Белое солнце пустыни»: «Давно тут сидим…». И люди искусства привыкли. В самом деле, неприлично же теперь говорить какой-нибудь Елене Ивановне с тройным подбородком или Павлу Степановичу с пивным животиком, что они – как не понимали ничего, скажем, в театральном искусстве – так и не понимают до сих пор. Тем более, что упомянутые Степановичи и Ивановны уже и не поверят про свою профессиональную несостоятельность, а воспримут такие выводы, как проявление неблагодарности. Поэтому представители творческих профессий предпочитают не связываться и, более того, чертыхаясь в душе, сами приглашают дородных Елен и Павлов посидеть опять – теперь в каких-нибудь творческих жюри. Как ни крути, а искусство и культура немыслимы без хоть какого-нибудь медиа-сопровождения. Таким образом, интеллигентная мягкотелость творческих людей оборачивается против них самих же – ибо шариковщина скрывает свою агрессивность лишь до поры до времени.
Метафизическая субстанция в алхимических отношениях
Следует сказать, что надувание псевдосмысловых пузырей является для редакционных сидельцев от культуры основой для создания своих опусов. Вообще рецепт выпечки воронежской печатной критической продукции в большинстве своем прост. Сначала замешивается тесто из набора штампов, в зависимости от ситуации – хвалебных (ярко, многогранно, точно, сочно, необычно, глубокое содержание, психологическая достоверность, новаторские приемы и так далее) или ругательных (на сцене нет жизни, нет атмосферы, отсутствует нерв, не пробежала искра, не нарастили зерно, не запели струны). Причем, если из текстов убрать упоминания о названиях произведений и именах персонажей, то понять о каком конкретном спектакле идет речь, будет практически невозможно – проверено уже многократно. Зато отличительной особенностью большинства как бы обозревателей от культуры являются литературная и языковая безграмотность. Поэтому творческие люди не застрахованы от двусмысленностей, даже если такой автор хочет их похвалить. Например, Екатерина Данилова, изо всей силы желая сделать приятное худруку Камерного, написала про «Электру и Ореста» так: «Театр Михаила Бычкова обрел в этом спектакле свою кульминацию». Но с позиций литературоведения слово «кульминация» обозначает момент наивысшего напряжения в развитии действия, обычно предшествующий развязке. Таким образом, у Даниловой получилось, что талантливее «Электры» Бычков поставить уже не ничего сможет, и мы вскоре должны ожидать наступления в жизни театра периода стагнации. В общем, хотела как лучше, а получилось, как всегда.
Да, если в наборах трескучих и пафосных штампов многие культурные воронежские обозреватели неотличимы друг от друга, то в сочинении разного рода глупостей действительно приобретают свой неповторимый колорит. Так, судя по всему, супруги Даниловы уверены в том, что обладают каким-то потусторонним взглядом на окружающую действительность. Екатерина однажды узрела на сцене драмы «метафизическую субстанцию сгустившегося времени», а Юрий, наоборот, необыкновенно расстроился, когда «между главными героями не пробежала искра, не возникла алхимическая связь». Анна Жидких, видимо, считает своим кумиром Черномырдина, ибо только влиянием творчества Виктора Степановича можно объяснить появление в ее тексте про недавнюю премьеру в театре драмы таких перлов, как «неорганизованный свет, яркий и тусклый одновременно» и ««действие, шибко смахивающее на бездействие». Ценителей русского языка приведут в легкое остолбенение и другие словесные конструкции Анны, например: «пустоту…прикрывала безграничная и безадресная суета сует», «в пьесе, где о событиях рассказывают больше, чем их показывают, должен ощутимо обнажаться нерв – человека, времени, пространства, чего угодно», а также ««живой план в сравнении с неживым выглядел гораздо механистичней и фальшивей». И это лишь малая часть из того, что можно было бы процитировать.
Не ведая стыда
Все эти словесные экзерсисы взяты мной из текстов авторов, которые размещаются на страницах интернет-издания, которое учредили супруги Даниловы. Но дело в том, что эти люди, позиционирующие себя как профессиональные театральные критики, помимо прочего решили, что им дозволено оскорблять людей искусства – в частности, актеров и режиссеров воронежского академического театра драмы им. Кольцова. Причем, оскорблять самым беспардонным образом.
Кольцовский театр сейчас находится в сложном положении, после скоропостижной смерти Анатолия Иванова коллектив остался без художественного руководителя. К тому же стали давать о себе знать системные ошибки в управленческом менеджменте, допущенные в прошлые годы. В этой сложнейшей и деликатнейшей ситуации может помочь лишь серьезный анализ существующей обстановки для того, чтобы сохранить театр, имеющий вековые традиции и мощный творческий потенциал. В общем, нужна профессиональная и, в хорошем смысле, доброжелательная поддержка. Но вместо этого появляются безапелляционные статьи а ля шариков – вроде сочинения Юрия Данилова «В воронежском театре драмы провалился премьерный спектакль».
И дело не в невежественном лепете авторов – скажем, про отсутствие алхимических отношений на сцене. Непонятно другое – почему они взяли на себя право выносить откровенно хамские вердикты относительно квалификации артистов, за плечами которых множество творческих достижений: «Зато ярко обозначились все актерские штампы, которыми артисты обросли за свою сценическую карьеру. Кто эти люди, о чем они говорят, зачем вышли на сцену – увы, на эти вопросы можно дать чисто номинальные ответы. …Зачем они вообще выбрали пьесу, которая трудна, коварна и требует мастерского, филигранного владения профессией? Спектакль в театре драмы подтвердил старую истину: называться народным артистом – еще не значит быть хорошим актером». Во что в нашем городе превращается театральная критика? Современных профессиональных критиков вроде Шах-Азизовой, Жегина, Макаровой, Старосельской, Пивоварова (список можно продолжать и далее) всегда отличали широкий кругозор, точное знание предмета разговора и уважительное отношение к творческим людям. При всей едкости, а иногда и жесткости их статей, эти профессионалы никогда не опускались до хамства, и не предлагали своим читателям мнение, написанное слогом самовлюбленного дилетанта.
Они приглашали к разговору, причем – умному разговору, а не выносили вердикт.
Уайльд как-то сказал: «Критика требует куда больше культуры, чем творчество». Супруги Даниловы со товарищи Уайльда, судя по всему, не читали.
Олег Котин
