Ржавчиной позолоченного. Три возраста российского квартирника

Почти невыполнимая задача – написать о таком явлении, как квартирники, и при этом не скатиться в пространное обсуждение русского рока. Да и уже лет 20 никто не может сказать на эту тему ничего нового или, по крайней мере, занимательного. Наивно полагать себя тем самым парнем, который знает некую сермяжную правду. И все же.

Сам по себе квартирник – это просто небольшой концерт, который музыкант дает в камерной обстановке для небольшого числа слушателей. Чаще всего обычная акустическая гитара и обычная же квартира (отсюда и название, да). Зрители платят небольшой взнос за вход, музыкант играет, а хозяин помещения нервно следит за тем, чтоб его обитель пережила этот чудесный вечер. Все получают немного счастья даром, и никто не уходит обиженным.

В чем-то по-настоящему уникальное российское явление. Больше нигде в мире не смогли сойтись столь многие факторы, заставшие появится на свет эту милую неглупую химеру. Началось все где-то в середине 60-ых – одновременно с появлением первых рок-групп. Вполне возможно, что и до этого где-то на необъятных просторах СССР музыканты собирались на квартирах и играли песни за условный гешефт, но массового характера такая деятельность все же не носила. И пока The Beatles давали благотворительный концерт для высшего общества Британии в театре Принца Уэльского и отвешивали комплименты Королеве-матери, обаятельная гидра отечественного рока только поднимала свои головы в Москве и Ленинграде.

По правде говоря, советская власть к появлению рокеров отнеслась довольно спокойно. Рок-движение не стали запрещать, а просто и изящно раскололи на две весьма неравные части. Официально давать концерты, записываться на студии «Мелодия» (а это была единственная официальная звукозаписывающая компания на весь Союз) и издаваться могли лишь одобренные государством вокально-инструментальные ансамбли (ВИА): «Земляне», «Самоцветы», «Веселые ребята» и так далее. Назывались они столь чудно просто потому, что официально рок-музыка считалась «продуктом разлагающейся западной культуры». Играли они тот же рок, но говорить об этом не рекомендовалось. В общем, музыка была, а слова не было – поручик Ржевский пребывает в недоумении.

Соль в том, что практически все эти самые ВИА дислоцировались в Москве, а история отношений московского и ленинградского рока – это такое особое Болото Вечной Вони, о котором лучше совсем ничего не говорить. Не любили они друг друга, в общем. Так вот, ленинградские группы оказались в весьма интересном положении. Они могли собираться вместе, сочинять музыку и репетировать, но не могли выступать на концертах и официально издаваться, а самое главное – получать деньги за выступления. Коллектив, который вставал по этому поводу в негодующую в позу, автоматически начинал ходить под статьей УК о нелегальном предпринимательстве – с множеством вытекающих отсюда неприятных последствий.

Естественным образом квартирники стали для ленинградских рокеров чуть ли не единственным способом доносить свое творчество до зрителей и зарабатывать на этом. И массовое распространение эти мини-выступления получили именно в городе трех революций. Теоретически квартирники, конечно, были не в почете у властей, на практике же контролирующие органы обычно ограничивались устным предупреждением. По крайней мере, так было при Леониде Ильиче. Великий покровитель живописи к ретивым музыкантам относился беззлобно, и особо прижимать их в ту пору было не принято. А в 1981 году появился Ленинградский рок-клуб.

Темные времена наступили в 1983 году. Будущий генсек Черненко самодеятельные коллективы люто не любил и всячески с ними боролся. И квартирники в тот период становятся не просто одним из вариантов для выступлений – а чуть ли не единственным возможным способом существования рок-групп. Причем особенно активно проводятся уже в Москве, так как команд к тому моменту там было великое множество, а своим рок-клубом, в отличие от Ленинграда, они не разжились. Но уже в 1987 году наступает Перестройка, рок выходит из подполья на официальную сцену, а квартирники довольно сильно меняют свою направленность.

Воронежские квартирники 60-80-ых заметных следов в истории не оставили, но вряд ли это связано с количеством или даже с качеством. Ведь и тогда в Воронеже было много молодежи, гитары продавались за разумные деньги, и квартиры в городе тоже присутствовали – а значит, случались и квартирники. Просто историю рока написали победители (то есть группы, которые стали знаменитыми), а из воронежских коллективов того периода никто не смог добиться сколько-нибудь значительной популярности («Сектор газа» появился уже на излете 80-ых – и основная доля их славы пришлась на следующее десятилетие). И вряд ли атмосфера воронежских квартирников сильно отличалась от московских или питерских сборищ. Утлые типовые квартиры, висящие в воздухе тяжелые клубы сигаретного дыма, и огромное количество людей в тесном помещении – пройти можно только по ногам, головам и остальным частям многочисленных тел. А еще потрясающая смесь страха (ведь собирались-то, по сути, незаконно) и восторга (от собственной смелости и причастности к бунту). И плевать на качество музыки – она просто была другой, не такой, как все, что тебя окружало, – и ненадолго могла вывести за пределы известного. Ведь это уже немного больше, чем достаточно, не так ли?

Но, как уже говорилось, в стране менялись ценности, ценники и идеи, а вместе со страной менялась и концепция квартирников. Естественно, с началом 90-ых они никуда не делись. Напротив – их стало много, проводились они часто, хоть и по другим причинам. Если прежде речь шла о Подполье, Тайне и Социальном Бунте, то теперь у большинства музыкантов банально не хватало денег на приличные инструменты и аппаратуру, а у зрителей на билеты. Да и с клубами в их сегодняшнем понимании в провинции была напряженка.

Но главное изменение – в разнообразии. Россию буквально заглушили записи иностранных групп, и за счет этого музыкальная культура населения (в общем и целом) повысилась. Квартирники стали уже местом встречи не случайных людей, а музыкальных единомышленников. Не было уже в этом никакого протеста против власти. Максимум – протест против общества. Единый фронт рокового андеграунда раскололся на десятки музыкальных стилей. Квартирники из странных концертов мутировали в нестандартный способ провести вместе время. Можно сказать, что так остается и по сей день. Но если присмотреться чуть пристальнее, становится понятно, что «нонеча не то, что давеча».

Третий период не имеет столь ярко выраженной временной и уж тем более географической привязки. В Воронеже, к примеру, он начался с момента открытия первых «арт-клубов» (наглухо прокуренных подвалов и угрюмых залов с дешевым алкоголем и крайне своеобразной акустикой), где разрешали выступать совсем молодым и порой неизвестным артистам. Атмосфера в подобных заведениях, в принципе, созвучна «квартирной», плюс туда вмещалось больше людей. И эти клубы серьезно обесценили смысл квартирников. Появилась возможность выступать на какой-никакой, но сцене, а зрителям предлагался относительный комфорт плюс панибратская любовь и чувство товарищества шли в комплекте.

Новое тысячелетие. Квартирники теперь – один из способов встречи музыканта с друзьями в неформальной обстановке, своего рода элитарный концерт, особенно когда в центре внимания музыкант, способный легко собрать полный зал. Но в последние пару лет количество таких посиделок сократилось в несколько раз.
В 1982 году Гребенщиков дал ясно понять: «рок-н-ролл мертв, а я еще нет». И, глядя на сегодняшний музыкальный андеграунд, остается только вздохнуть с тоской и кивнуть прозорливости маэстро. Зачастую современные квартирники больше походят то ли на вудуистские ритуалы, то ли на черно-белого «Франкенштейна» Джеймса Уэйла – в них чувствуется столь же отчаянное желание возродить давно почившую идею и вдохнуть утраченный дух в тело мертвого рок-н-ролла. Деградация песни как хита стала бичом не только коммерческой попсы, но и любых роковых формаций. Душу трогают слова и смыслы, написанные когда-то – и уже совсем не вчера. Свобода мало способствует социальному надрыву, а, может, и таланту.

Конечно, квартирники есть и, наверное, будут. Но вряд ли они уже когда-нибудь смогут стать столь же значимым элементом культуры. Пройдя через бурное детство и энергичную юность, они вступили в пору стабильной зрелости. И, скорее всего, через пару десятилетий спокойно уйдут на покой, как уходили до них многие причудливые образцы социального и музыкального действа. Это не кризис и не крах, это самая обычная данность любого жизненного цикла.

Дмитрий Сиваков
Иллюстрация Марина Демченко