В дни из самых известных на сегодняшний день писателей и переводчиков рассказывали о телефонных звонках Маршака самые разные истории.
«Будучи публичным человеком, Маршак всегда был окружен большим количеством людей. Многие сами искали с ним встречи. Разглядев потенциал молодого дарования, Самуил Яковлевич назначал встречи в редакции. Я научился узнавать Маршака не только по глуховатому, задыхающемуся голосу, но и по самому телефонному звонку, как казалось мне, напористому, нетерпеливому…», – вспоминал Сергей Михалков. Борис Полевой называл его телефонную речь «веселой стариковой скороговорочкой». Евгений Шварц отзывался о голосе поэта, как о «памятном, грудном и сипловатом». А дополняют этот образ отзывы Корнея Чуковского о могучем сложении его приятеля: «Был он тогда худощавый и нельзя сказать, чтобы слишком здоровый, но, когда мы проходили по улице, у меня было странное чувство, что, если бы сию минуту на него наскочил грузовик, грузовик разлетелся бы вдребезги, а Маршак как ни в чем не бывало продолжал бы свой стремительный путь – прямо, грудью вперед, напролом». По воспоминаниям современников Маршак не отличался долготерпением, смирением и кротостью. Он словно всегда был готов дать отпор любому. Иной раз писатель давал затрещину любому, кто обижал детей. К тому же сила его проявлялась в строгости и требовательности. Он был нетерпим к плохому творчеству, но глубоко убежден, что поэтам, в особенности поэтам молодым, сперва нужно указывать на сильные стороны их творчества, а затем уже на слабые. Михалков видел в этом необыкновенную мудрость своего наставника. По такому же принципу Маршаком вычитывался и небезызвестный «Дядя Степа».
Еще одной особенностью Маршака стало его стремление и умение вести диалоги с окружающими на веселой ноте. К примеру, Евгений Шварц отмечал, как на улице Маршак весело заговаривал с прохожими, задавая им неожиданные вопросы и получая радостные ответы. Своеобразной можно назвать и дружбу Маршака с Ритой Райт-Ковалевой, в которой писатель посвящал переводчику произведений Сэлинджера шуточные стихи. Ими он, как правило, украшал форзац книг. К примеру, известен такой случай. У Райт-Ковалевой были очень шумные соседи. Однажды на ее просьбу не включать слишком громко – одновременно! – телевизор и проигрыватель – невозможно работать – соседка свысока бросила: «Работают на службе, а дома только кустари сидят. Вы что же, кустарь?» Райт-Ковалева рассказала об этом случае Маршаку, который в свою очередь тут же написал на своем двухтомнике:
Поэт-кустарь, поэт-надомник
(Работающий на дому)
Подносит скромный сей двухтомник
Вам – консультанту своему.
Его шутливый и в то же время уважительный тон прослеживался во всем в отношениях с Ритой. Однажды переводчица уберегла творчество Маршака. Дело в том, что из-за чьей-то мало обоснованной критики писатель чуть было не испортил свои переведенные строки Шекспира, уже ставшие почти пословицами. Без тени иронии он написал Райт-Ковалевой: «Дорогой Рите, которая вовремя остановила нож, занесенный мною над моими сонетами. Благодарный С. М.»
Любопытен факт, что Маршак хотел «сделать» из Райт-Ковалевой «хорошего детского писателя», хотя Рита всячески этому противилась и отстаивала свое право на служение переводам. Маршак же чуть ли не по главам рассказал Рите ее «будущую» книгу. Получив отказ, Самуил Яковлевич рассмеялся и припомнил анекдот: «Один человек дал объявление: «Ищу спутника для поездки за границу», и ранним утром его разбудил бешеный звонок. Он испуганно открыл двери и увидел человека, который, оказывается, пришел сказать, что он с ним не поедет…» «Вы еще подумайте!» – попросил Райт-Ковалеву об одолжении Маршак. И потом, при редких, но всегда хороших встречах, спрашивал: «Значит, не поедете?»
Маршак вообще всегда был участлив в творческих судьбах других писателей. В своих дневниках Евгений Шварц размышляет о том, что учитель должен быть достаточно могущественным, чтобы захватить ученика, вести его за собой положенное время и, наконец, что труднее всего, выпустить из школы, угадав, что для этого пришел срок. Опасность от вечного пребывания в классе – велика. Самуил Яковлевич сердился, когда ему на это намекали. Он утверждал, что никого не учит, а помогает человеку высказаться наилучшим образом, ничего ему не навязывая, не насилуя его. Можно сказать, что в итоге Маршак породил пару-тройку вечных второгодников и отличников. Иной раз он ошибался в выборе учеников и «вырастил несколько гомункулосов, вылепил двух-трех големов».
Что до удачных «вложений», то их, несомненно, больше. Достаточно вспомнить пример с Виталием Бианки, когда Маршак безошибочно определил в писателе его призвание. Тот пришел к нему в кружок с какими-то слабыми стихами, а Самуил Яковлевич, расспросив подробно о его жизни и узнав, что он страстный охотник и к тому же с детства много слышал о зоологии (отец Бианки был ученым-орнитологом), выбрал для него подлинную литературную дорогу – рассказы из жизни животных. И даже форму необыкновенную придумал для коротких рассказов в журнале: постоянный, переходящий из номера в номер отдел «Лесная газета» (из этих публикаций потом составилась одна из лучших книг Бианки).
Огромная потребность в общении и во взаимодействии с окружающими людьми вышла далеко за пределы наставничества. Маршак очень любил задерживать в своем доме людей. Так, известный телеведущий Владимир Познер был на службе у Маршака в течение двух лет. Поначалу он попал к Маршаку в качестве неопытного, но подающего надежды молодого переводчика. Однако основная работа Познера заключалась в переводах писем из Англии и Америки на русский язык. Но довольно часто они просто разговаривали. Маршак говорил о русской литературе, о своем личном опыте, о своей жизни. И когда он переводил какие-то новые вещи, то читал их юному Владимиру. Часто наставник просил Познера обедать вместе с ним. А когда писатель болел (у него поднималась высокая температура, он бредил), то всегда просил Познера быть рядом с ним, тот сидел у него в ногах. «И вот как-то после бреда, – вспоминает Владимир Познер, – он пришел в себя, долго печально на меня смотрел, а потом сказал: «Эх, Владимир Владимирович, поедемте с вами в Англию!» – «Конечно, поедем, Самуил Яковлевич». – «Купим мы там с вами фиакр. Вы будете сидеть на козлах и завлекать всех красивых женщин. А внутри буду сидеть я, потому что вы не умеете с ними обращаться». Что до женщин, то Самуил Маршак был очень одиноким человеком: жена умерла, равно как и младший сын, которого он обожал. А еще была женщина, которую он любил, – Тамара Габбе. Она автор таких замечательных сказок, как «Город мастеров» и «Волшебные кольца Альманзора». Но Тамара Габбе была замужем. А когда и ее не стало, писатель совсем сник. Теперь из близких у него оставалась одна только Розалия Ивановна, экономка. По воспоминаниям Владимира Познера вспыльчивый Маршак часто с ней ссорился, называя ее либо «Гитлером в юбке», либо «мадам прыг-прыг», а она его – «старым дураком». Случалось даже, что он швырял в нее книги. А Корней Чуковский вспоминает такой случай: «Когда в 1941-м по радио объявляли воздушную тревогу, Самуил Яковлевич стучал домработнице в стену: «Розалия Ивановна, ваши прилетели». Иногда домработница всерьез обижалась на Маршака, тогда он нервничал и жаловался всем, что Розалия Ивановна решила его бросить и пойти в стюардессы. Без нее он бы пропал. Забывал бы днем поесть, а ночью – лечь спать. В жизни не нашел бы своего бумажника и ходил, застегнувшись не на те пуговицы. Ведь «Человека рассеянного» Самуил Яковлевич писал с себя.
Борис Полевой с изумлением вспоминает один фрагмент своей жизни. Тогда Самуил Яковлевич лежал при смерти. И когда на даче Полевого раздался телефонный звонок от Маршака, который попросил его поправить гранки, тот был уверен в том, что это чей-то скверный розыгрыш. Разве тяжело больной, лишенный зрения человек на смертном одре способен работать? «Самуил Яковлевич, я к вам заеду. Журнал потерпит», – говорит Полевой, на что получает такой ответ: «Нет, нет, нет, это мы с вами можем потерпеть, а журнал терпеть не может. У нас миллион читателей, им надо вовремя доставлять журнал. Записывайте». Полевой кладет трубку на рычаг с облегчением: значит, дни великого писателя еще не сочтены, и он идет на поправку. Но уже на следующий день он слушал сообщение о кончине Самуила Яковлевича Маршака.
Ксения Гезенцвей
