В дни Платоновского фестиваля в дар Воронежу были переданы портрет Андрея Платонова и несколько офортов к платоновским произведениям, выполненные самобытным новгородским художником Дмитрием Кондратьевым. Такова была воля вдовы живописца – Людмилы Дмитриевны, которая любезно согласилась на интервью для «Время культуры».
– Людмила Дмитриевна, не скрою: живопись Дмитрия Кондратьева производит тяжелое впечатление. Его деревня – безрадостна и обречена, а люди в ней – обездолены и унижены… Скажите, а в жизни ваш муж был угрюмым человеком?
– Нет, что вы! Он всегда был оптимистом, веселым и заводным человеком. Хотя прожил очень тяжелую жизнь. Что же касается его творчества, его обреченной деревни… Понимаете, он просто не мог об этом не писать. Как сказал о нем один новгородский журналист, он «болел своими слабыми героями». Они ведь все были для него именно героями, а не трагическими персонажами.
– Когда в вашей семье впервые заговорили об Андрее Платонове? Как это произошло? Дмитрий Сергеевич сразу же почувствовал «родственную душу»?
– О Платонове он впервые услышал в конце 1960-х годов, когда учился в Москве в Полиграфическом институте. Кто-то рассказал, что был, мол, такой гениальный писатель, который одно время даже работал дворником. И когда мимо него проходил друг его молодости Александр Александрович Фадеев, который стал генсеком Союза писателей, Платонов якобы всегда снимал шапку и говорил: «Здравствуйте, ваше благородие…».
А первая платоновская книга у нас появилась уже в 70-е годы. Я неожиданно увидела ее в книжном магазине и купила с какой-то нагрузкой. Если помните, в период книжного дефицита это часто практиковалось…
И вот я эту книгу принесла домой. Там были рассказы, и Дмитрий Сергеевич ими заинтересовался. Некоторые ему явно пришлись не по душе, и он даже говорил: боже, зачем же так писать!.. Но в целом ему книга понравилась. Вот на портрете Платонова стоит им самим написанная дата «1978». К этому времени он начал работать над серией портретов писателей. Платонова он начал писать после Булгакова, которого прочитал раньше. Помню, мне говорил: как хорошо, что были, оказывается, и такие писатели, а то мы раньше только Горького и знали…
А потом, уже во времена гласности, вышел «Чевенгур», и наш друг подарил нам эту книгу. Вот тут и началось!
Дмитрий Сергеевич прочитал «Чевенгур» – и навсегда был покорен Платоновым. Начал просить всех достать ему другие книги этого автора. Очень быстро у нас появился и «Котлован», и «Ювенильное море»…
Причем, вы знаете, меня тогда еще поразило, как легко он воспринял Платонова. Честно говоря, мне это поначалу стоило усилий – сложный язык, сложные образы, а Дмитрий Сергеевич все это полюбил вмиг. Может быть, потому что сам от земли был…
А потом, это было в конце 1989 года, он вдруг отложил все в сторону и начал активно работать над графикой к платоновским произведениям. Три года он занимался только этим. И вот, когда вся серия была готова, он мне эти офорты показал, и я, признаюсь, была совершенно поражена. Это был его несомненный творческий взлет… Он увидел мое состояние и спрашивает: ты считаешь, что это не Платонов? Не в том дело, – отвечаю, – это, конечно, Платонов. Да еще какой!…
– Жизнь Андрея Платонова была нелегка: его книги были под запретом, официальная критика нередко позволяла себе публично оскорблять писателя… А как складывались отношения художника Дмитрия Кондратьева с советской властью?
– Отношения были непростые. Вот, вроде, никогда власть публично не ругал, не протестовал открыто. Но всякие препоны ставились. На выставки его работам попасть было сложно. Нет, официально Кондратьева не запрещали, но делалось, обычно, так: берут, к примеру, на выставку три работы. Потом приходит цензор: эту и эту – убрать. Мрачно слишком. Однажды, когда вот так изъяли несколько работ, он отказался вообще участвовать в экспозиции…
Первая персональная выставка у него смогла состояться только в 1991 году. Вот 22 августа в стране закончился путч, и уже через месяц открылась его выставка. И тогда ему впервые разрешили показать все, что он хотел… В общем, отношения с властью были непростые.
– Ваш муж – потомственный крестьянин. Его творчество свидетельствует, что он хорошо знал и понимал власть земли над человеком. А как воспринимал Дмитрий Сергеевич трагедию русской деревни в ХХ веке?
– Очень интересный разговор был у него однажды с начальником отдела культуры обкома партии. Дмитрий Сергеевич тогда работал в Доме народного творчества и много ездил по районам – выискивал талантливых ребятишек. И вот однажды он попадает в поездку с начальником управления культуры: тот поехал в село вербовать деревенских ребят на работу в химкомбинат. Послушал его Дмитрий Сергеевич и говорит: что же вы делаете-то, последних людей в деревне забираете, кто ж землю-то пахать будет? Ему ответили мгновенно: «Пишешь свои картинки – и пиши, а не в свое дело нос не суй». Вот такое было отношение…
Понимаете, вот он открыто их не ругал, но в глаза им говорил все, что думал. Оттого к нему и прикрепилось это слово отвратительное – «антисоветчик».
– Как происходила работа над иллюстрациями к Платонову и над портретом писателя?
– Платоновский портрет у него всегда находился в мастерской. У него было несколько мольбертов, и вот на одном из них всегда стоял портрет Платонова. Он все время над ним работал: переписывал его, переписывал много раз… Я даже приходила и говорила: «Что ты сделал?! Ведь хороший портрет был!». «Нет, – отвечал. – Что-то не то».
Вот так был написан портрет, который теперь в Воронеже. Этот вариант он не трогал, по-моему, лет шесть. Но в его мастерской он все равно продолжал стоять на мольберте…
Вообще Дмитрий Сергеевич не любил объяснять свои картины. Как-то в моем присутствии его спросили: что он, мол, хотел изобразить на таком-то полотне? Муж ответил тогда: не видите что ли? – баба с ведрами идет, вот и все.
Но вот в отношении портрета Платонова я могу предположить, почему это портрет-коллаж и откуда там появилась мешковина. У Дмитрия Сергеевича есть портрет Михаила Булгакова. Это тоже коллаж: там вклеены обрывки газет. Объяснить это просто: Булгаков работал в журналистике, писал фельетоны в газету «Гудок». А вот Платонова Дмитрий Сергеевич «одел» в мешковину. Потому что это один из символов крестьянского труда, это что-то от земли, наше, исконно русское… Но, повторюсь, это лично я так понимаю этот прием: сам Дмитрий Сергеевич мне свои картины тоже не объяснял.
– Можно сказать, что сегодня картины Дмитрия Кондратьева – востребованы. И не только в нашей стране. Его посмертные выставки проходят в разных странах Европы, ряд музеев уже приобрели его работы… Скажите, Людмила Дмитриевна, чем, на ваш взгляд, вызван сегодня такой интерес к творчеству Дмитрия Сергеевича?
– Я не знаю, чем это объяснить. Наверное, тем, что, как сказал поэт, «у нас любить умеют только мертвых».
Отрадно, что долю признания Дмитрий Сергеевич успел получить еще при жизни. Особенно после первой персональной выставки, когда все были просто поражены масштабом таланта…
Вы правы, сейчас всплеск интереса к творчеству Кондратьева — очень большой. Вот скоро будет выставка в Германии. И, честно говоря, мне немного жаль, что на ней уже не будет портрета Платонова. Но я очень довольна, что эта работа теперь уже навсегда останется в России и именно в фондах музея того самого города, где и родился этот великий русский писатель.
Тамара Дьякова
