Из поселка Данково ползут легковушки, нагруженные мешками с овощами. Грузовики наполняют кузов крупными капустными кочанами и пытаются лавировать среди кочек и ям по размытой осенью грунтовке. Хозяева продают урожай. Многих здесь кормит земля: сажают капусту, картофель, свеклу, держат скотину и птицу. Этих людей трудно назвать зажиточными, но их дома чистые, крепкие, аккуратные и практичные. В одном из таких домов живет труженик, чей стаж насчитывает более сотни лет – ткацкий станок.
«Сколько станку? И не выговоришь… Более ста годов, даже сто двадцать. Матери сто было, умерла она в сто два года, а до нее еще ее мама ткала. После уже мы взялись», — рассказывает хозяйка станка, Надежда Иосифовна Колосова. Станок напоминает хитрый музыкальный инструмент. Струны туго натянутых нитей и педали предают сходство с роялем. Валики и рычаги навевают мысли о колесной лире. Он как музейный экспонат, что отгораживают лентой от касаний любопытных посетителей. Только глянцевое дерево блестит не от лака и мастики. За век руки ткачих отполировали его до ровного блеска.
Надежда Иосифовна садится за станок, и под ее пальцами механизм оживает. Она прокладывает поперек нитей тонкую полоску ткани, нажимает на педаль, опускает рычаг — и будто сам собой появляется новый ряд на пестрой дорожке.
«Проблема у нас – нитки. Негде их взять. Нитки, которыми зашивают мешки. Я уже и в Хохольский район звонила, дети всюду искали – не могут найти. А мешки сейчас шелковой нитью зашивают. На три части разделяются они. Как пух. Даже краска к ним не пристает. Остались еще старинные нитки – хлопок. Заменить их ничем нельзя», – сетует Надежда Иосифовна и показывает пустую бобину от тех старинных ниток. Станок предназначен для грубой материи – дорожек, покрывал. Шерстяная нить его не выдержит – порвется. Нужна прочная, почти суровая нитка. Раньше такие делали из льна, позже стали изготавливать из хлопка.
Но если новую нить для станка еще можно будет найти, то желающих перенять секреты ткачества пока не находятся. Дети и внуки Надежды Иосифовны интереса к ремеслу не проявляют, да и некогда. Ученицей и помощницей стала Галина Григорьевна Рыжкова, но у нее самой уже растут внуки.
«Продолжательница моя. Это все ей, – Надежда Иосифовна обводит станок рукой, – наследство».
По словам Галины Григорьевны, городские жители бойко заказывают яркие домотканые дорожки. Даже приходили раз проповедники от какой-то секты. Увидев работы ткачих, они забыли свое вечное «не желаете поговорить о Боге?» и наперебой принялись спрашивать: «Почем метр ткани?» Так что готовое купить многие желают, а в ученики что-то никто не просится. Сама Галина Григорьевна ткет уже одиннадцать лет:
«Мама с детства учила шить и вязать. Теть Надя – ткать. Одну дорожку подарила, другую. Сама попробовала – получилось, понравилось». Рыжкова успевает и на земле поработать, и с хозяйством управиться, и ремонт в доме сделать. Да и в ногу со временем шагает – после окончания ремонта планирует купить компьютер. А в свободную минуту отправляется к соседке. Ткать.
«Мне даже дети говорят: «Тебе это надо?» Надо мне? Надо! Во-первых, отвлекаешься от бытовых хлопот, во-вторых, не думаешь о болячках, в-третьих, есть чем заняться».
В верхнем углу, над станком, висят иконы. Подняв голову от работы, словно встречаешься взглядом с ликами православных святых. Надежда Иосифовна не поет, а задумчиво проговаривает:
«Гармошка заиграла, значит надо выходить,
И самой повеселиться, и людей повеселить…»
В одной работе находят отдых от другой. Ведь ткачество отнимает много времени и сил:
«Нитку наматываем на стул. Воду кипятим, потом краску туда, эти мотки кладем, потом полощем, потом сушим, опять разматываем. Потом в косу заплетаем, – Галина Григорьевна демонстрирует массивную нитяную косу, – чтоб не путалась».
Надежда Иосифовна продолжает: «Мотаем, красим, на сновки наматываем, чтоб не ошибиться. Вот тут прибиваем притолоки, за шторами, чтоб мужики не ругалися. А то говорят, пыль собирается».
Для того, чтобы выткать полотно дорожки, нужны не только продольные нити, но и тонкие поперечные полоски ткани. Для этого берут готовую ткань и, как говорят здесь, стругают (с ударением на «у»).
Потом станок наряжают. То есть натягивают в нем уже окрашенные и разделенные нити.
«Работать не трудно, собрать трудно. Чтобы один стан зарядить – не на одну же дорожку делать – целый барабан нужен. Это 252 нити по сорок пять метров».
Их наматывают на ворот – навой, пропускают через перекрещенные досточки (с ударением на вторую «о») а следом пропускают через нитчанки, которые похожи на досточки, но идут параллельно друг другу. Разделяет нити огромный гребень – берда. А ребро этого гребня, которым нити плотно прижимают к полотну, зовется набилки.
«Вот сюда положим-то ниточки, вот так вот перехлестнем, потом следующую. Видите, как все придумали люди? И сколько лет назад? Все это – ручная работа».
Более чем за век станок ни разу не ломался и не давал сбоев, хотя ежедневно эксплуатировался. Лишь единожды дерево начинало рассыхаться.
«Я уж и не засекаю. Посидела – у меня руки опухли. Да часа, четыре. Щас вон на огороде, на дворе столько дел, подметать надо, а я вот сижу. Но успеваю, стаж работы какой? Тридцать восемь годов. Четверо детей».
Станок в семье Колосовой берегли. Аккуратно перевезли его из другого дома. Помнит Надежда Иосифовна, что пряли когда-то и другие люди. Но ни станков, ни самих людей, ни даже жилищ их не осталось. А в ее доме приумножались дорожки да покрывала. Когда-то покоилось одно из таких полосатых покрывал на лежанке русской печи, похожей на ту, на которой ездил сказочный Емеля. Но появлялись дети, разрасталась семья — и места не стало хватать. Разобрали огромную печь и заменили ее небольшой дровяной. А громоздкий станок все равно оставили. В шутку обещал муж Надежды Иосифовны порубить его на дрова. Но после сам помогал наряжать. А два года назад в дом провели газ, так что надобность в печи отпала.
«Хорошо на печи полежать, – вспоминает Надежда Иосифовна, – посмотреть бы, да дымку понюхать».
Но некогда лежать. Не ждет осенью работа. Огород, хозяйство, двор. Ткать нужно, ткать полотно своей жизни.
Михаил Супруненко
Фото Александра Рогозина
