В дни Международного Платоновского фестиваля в Выставочном зале на улице Кирова была представлена экспозиция «Мир Андрея Платонова глазами художников разных поколений». Четверо художников – Светлана Филиппова, Лев Саксонов, Валерий Калныньш и Наталья Коньшина – предложили зрителям варианты собственного прочтения произведений великого писателя. Трое из них являются признанными московскими мастерами, четвертая – молодым, но уже известным воронежским графиком. О ней, Наталье Коньшиной, и о двух сериях ее иллюстраций пойдет сегодня речь.
Классиком французской литературы ХХ века Полем Клоделем была выведена формула, без которой не существует искусства иллюстрирования – «глаз слушает». Иллюстратор должен обладать необычайной восприимчивостью к слову, которое, помимо своей обиходной значимости, обладает магической способностью «вызывать» образы. То есть не переводить в рисунок весь словесный строй в его повествовательной последовательности, а «слышать» мелодию образа, его внутреннюю интонацию, ускользающую при беглом прочтении, но полностью овладевающую читающим, когда из огромного множества звуковых препятствий удается безошибочно улавливать только один голос – голос автора.
Воронежская художница Наталья Викторовна Коньшина иллюстрировала произведения разных писателей – Габриэля Гарсия Маркеса, П. Вежинова, И. Б. Зингера, Шолом-Алейхема, М. Булгакова, Пауло Коэльо… Но иллюстрации к текстам Андрея Платонова в ее работе занимают особое место. Интерес к ним возник еще в 1990-е годы. И по сей день в творчестве Натальи Коньшиной «голос» Платонова яснее и различимей других, а потребность в художественном диалоге с великим писателем становится для нее соразмерной поиску собственного слова в искусстве. Неслучайно сверхзадачи многих ее персональных выставок читаются не как право художницы на собственную интерпретацию Платонова, а как обретение с ним духовного родства – «Мой Платонов», «Мой Чевенгур», «Милое сердцу».
На прошедшей фестивальной выставке художница показала иллюстрации к платоновским произведениям широкого философского обобщения народной судьбы. Всматриваясь в работы Натальи Коньшиной к «Котловану» и «Чевенгуру», я не нахожу того, что нередко становилось для многих литературоведов своеобразным кодом к интерпретации этих произведений. Например, образ степи как «глухой глубины родины». Платонов в «Детских воспоминаниях» соотносил отечество со степью: «Россия – это поле, где на конях и на реках живут разбойники, бывшие мастеровые. И носятся они по степям и берегам глубоких рек с песней в сердце и голубой волей в руках». Или предельная механистичность речи и поведения платоновских героев. Наталья Коньшина это тоже чувствует, и текстовые фрагменты, которые она отбирает для иллюстрирования, явное тому свидетельство. И от русской степи, представляющейся русскому человеку и вольницей, и острогом одновременно, куда же деться? Но она выделяет иные смысловые начала платоновских произведений.
Ключ к прочтению книги художник скрывает в системе визуальных средств. Поэтому графический образ никогда не бывает тождественен литературному. Изобразительный ряд представленных в данной подборке иллюстраций – не только максимально точный перевод текста в систему визуальных образов, но и, в какой-то степени, собственное послание зрителю.
В художественном решении Натальи Коньшиной я усматриваю определенную парадоксальность. В центре всех иллюстраций только люди. Не природа, не быт, не отдельно выхваченные вещи-символы. А люди… Разных возрастов, характеров, судеб… Все они, словно большеголовые персонажи средневековых фресок, носят лица с грустными глазами на худосочных, никчемных и обременительных телах. И от этого несоответствия каждая морщинка, каждая складка, каждая оспина на лицах предельно заостряется, преувеличивается, доходя в своей абсолютизации до гротеска. Несовместимый синтез иконописного и гротескного начал представляет необычный ракурс для прочтения. Неустроенное существование героев Андрея Платонова разрушило в них гармонию телесного и духовного начал. Материальная сторона жизни героев лишена смысла и основания, здесь и сейчас. В то время как сознание героев наполнено верой в светлое будущее и верой во всеобщее переустройство мира. Эта вера в светлое «завтра» одухотворяет героев. Но утопизм целей лишает людей реального существования, максимально заостряет визуальное несоответствие телесного «низа» и духовного «верха».
Еще одно образное решение Натальи Коньшиной – вторжение цвета в черно-белый мир платоновских героев. Такой прием позволяет символически заострить внимание на множестве проявлений их профанного существования, в данном случае связанных с нашествием символов коммунистической идеи в быт героев. Красный цвет в «Котловане» то лабиринтом флагов и транспарантов обступает людей, то нимбами алых беретов обнимает головки взволнованных пионеров, то возвышает над толпой в кумачевой косынке апостола коммунизма Макаровну, то побуждает народ поглощать кровавую плоть говядины как акт причастия…. Во всей этой странной вывернутости мира красный цвет становится осязаемым воплощением идеи спасения, о которой всегда помнит каждый, кто с усердием роет землю для Великого Котлована.
Художественный мир «Чевенгура» окрашивается синими холодными тонами. И эта неживая синева размыкает суетливую ограниченность и бытовую неустроенность будней платоновских устроителей жизни, наполняет их истерзанные души мечтой о покое, который и можно-то обрести лишь самой смертью. Мечтой о вечности, в которой не будет столь несправедливого отношения к человеку, которое А. Платонов выразил словами: «Есть ветхие опушки у старых провинциальных городов. Туда люди приходят жить прямо из природы. Появляется человек – с тем зорким и до грусти изможденным лицом, который все может починить и оборудовать, но сам прожил жизнь необорудованно…»
Синий и красный в иллюстрациях Коньшиной задают все те же напряженные границы существования человека между земным и вечным, что и в иконописи. И если понимание вечности мечтателей Чевенгура вписывается в традиции христианского толкования, то жертвенный путь обожженных революционным пафосом землекопателей вызывает сожаление. Одухотворение платоновских героев идеей, которая истребила в них всякую возможность нормального физического существования, сталкивает иконописные грани их натуры с гротеском их земной жизни.
Платоновиана Натальи Коньшиной – самостоятельный и глубокий, пронизанный внутренней логикой художественный мир. Ее визуальная интерпретация литературных образов «Котлована» и «Чевенгура» представляет собой равноправный диалог художника с писателем на темы, которые были и будут составлять основу мирового искусства: жизнь и смерть, поступок и ответственность, возможности индивидуального существования в социальных границах, свобода человека и власть. Представленные циклы Натальи Коньшиной читаются не только как проникновенное постижение слова Платонова, но как продолжение разговора на вечные темы.
Тамара Дьякова
