Предрождественский Берлин был чудесен. Вымытый осенними дождями, украшенный праздничными гирляндами, обласканный не по-зимнему щедрым солнцем, он напоминал гусарского полковника, готового встретить в Шарлотенбурге прусскую императорскую чету. Гулять по улицам спокойного и в то же время оживленного, предвкушающего скорое наступление счастливых минут города, – удовольствие непередаваемое.
В такую вот пору довелось и жданно, и гаданно, после солидной и тщательной подготовки оказаться на Бисмаркштрассе в доме № 110, где уютно и неброско расположился Шиллер-театр, судя по всему, средоточие немецкой драматургической классики. Ей в последние годы пришлось потесниться под напором оперных спектаклей, потому как здание Национальной оперы, расположенной в Восточном Берлине, рядом с российским посольством на Унтер ден Линден, ремонтируется капитально и безнадежно – давно…
Старенький, напоминающий домашние театры курфюрстов дом оказался, как и положено, площадкой, хорошо оборудованной свето- и звукоаппаратурой. Это, собственно, и позволило завершить год 200-летия Джузеппе Верди впечатляющей постановкой оперы «Трубадур», одного из самых замечательных творений маэстро итальянской революции.
…Почтенная публика, несомненно подготовленная к восприятию сценического действа, собиралась неспешно, с достоинством, присущим любителям классики в странах с добротными музыкальными традициями. По преимуществу это были люди среднего и старшего поколения, хотя и молодые’ лица возникали не столь уж редко. Мужчин и женщин, не в пример нашим, густо феминизированным залам, как мне показалось, было поровну. Одеты по-разному. Кто в демократических свитерах, иные в пиджаках без галстуков, но пятая часть непременно в смокингах при бабочке и белоснежном платочке. Некоторые дамы выглядели сверхэффектно. На них прекрасно смотрелись вечерние платья и немалое количество дорогих украшений. Все живо переговаривались, пили шампанское, постепенно втягиваясь в неодолимо-мощную театральную ауру. Наступал момент, когда предощущение радости становилось волнующе-сильным, возбуждающим и успокаивающим одновременно. Мягко прозвучал третий звонок и зал, что называется, замер в предвкушении чего-то завораживающе-волшебного. Сняли свет, в абсолютной, звенящей тишине, мгновенно взорванной шквалом одобрительно-горячих аплодисментов, за дирижерским пультом появился коренастый, предельно сосредоточенный Даниэль Баренбойм, возглавивший нынче оперную труппу германской столицы. Он скромно улыбнулся залу, и тут же с основательностью мастерового занял высоко поднятое над оркестром кресло. Острый мобилизующий взгляд, адресованный музыкантам, и… священнодейство началось…
…Опера «Трубадур», равно как и ее создатель, в январе 2013 тоже отметила юбилей – 160 лет со дня первой постановки в римском театре «Апполо». Трудно представить, сколько премьер она выдержала за эти полтора с лишним столетия. И вот еще одна, Берлинская, с выдающимся составом исполнителей. Мегазвезды мировой оперы – режиссер-постановщик, мастер великолепной художнической репутации Роберт Штольц; музыкальный руководитель – пианист и дирижер неукротимого темперамента и огромного дарования; а сверх того, не нуждающиеся в авансах, несравненные Анна Нетребко (Леонора) и Пласидо Доминго (граф Ди Луна). Рядом с ними восходящие звезды – Марина Пруденская, красивейшее мощное меццо (Азучена), и превосходный бас-баритон Адриан Сампетрен (Феррандо), статью и костюмом напоминающий капитана с картины Рембрандта «Ночной дозор». «А как же Манрико? – спросите Вы, – главный герой истории – с его поэтически-благородной, окрашенной мавританским колоритом, и одновременно страстно-боевой партией». Здесь публике повезло меньше. Уругвайский тенор Гастон Ривера, прямо скажем, не блистал. Его скромный лирический тенор звучал ровно и красиво, но там, где нужно было проявить недюжинный темперамент, добавить огня и страсти, увлечь мощным дыханием стретты с верхним «до» в финале, увы, получалось куда скромнее и суше. К тому же, как ни печально, невелико и его артистическое обаяние. Зал все понял и оценил по достоинству. Заключительные выходы солистов после окончания спектакля подтвердили это со всей очевидностью. Сценическое и трепетное вокальное бытие Анны Нетребко, продемонстрировавшей драматизм своего восхитительного сопрано; витальная мощь немеркнущего таланта 73-летнего Пласидо Доминго, перешедшего с теноровых на баритональные партии, и испытывающего какое-то особо глубокое и радостное переживание от одного только пребывания на сцене; задор и не по летам зрелое мастерство Марины Пруденской, покорившей распахнутой непосредственностью, заставили зал после заключительного аккорда аплодировать едва ли не в течение получаса, побуждая усталых солистов, хор, оркестр кланяться бессчетное количество раз. К сожалению, уругвайскому тенору восторгов и цветов досталось, не в пример, меньше. Нынче никого в заблуждение ввести невозможно…
Что сказать о постановщике Роберте Штольце? «Трубадур» для режиссера – орешек крепкий-крепкий. Замечательный русский композитор и критик Александр Николаевич Серов, познакомившись с партитурой Верди, написал: «…канва в этой опере касательно мелодраматических ужасов значительной степенью превосходит самые неестественные, самые растрепанные и чудовищные пьесы… с адскими интригами, кровавыми развязками, ядами, кинжалами, преступлениями и мщеньями всех сортов». И это сущая правда, с которой приходится иметь дело режиссуре. Штольц нашел, по-моему, очень глубокое, до конца продуманное решение.
В первой части спектакля, где герои только-то и вспоминают, что с ними приключилось раньше, чем началось действо, он использовал мистериальные мотивы. Манрико – трубадур, то есть, прежде всего, сочинитель, и леденящая душу история о цыганке, бросившей в костер своего ребенка, придумана им самим от начала до конца. В замкнутом пространстве сцены режиссер так выстраивает действие, что зритель понимает: перед ним мистерия, апокрифические картинки из жизни пиренейских цыган с их немудреным бытом, медведем на привязи, заботами о пропитании. Простые мелодии рассказа Азучены, горестные мемории цыганки, ее диалог с сыном воспринимаются как предания былого…
Что же до второй части, начинающейся со знаменито-великолепной молитвы Miserere, то здесь Роберт Штольц ставит самую настоящую драму любви, рассказывает историю искренних, сильных чувств, несбывшихся надежд. Солисты, за исключением, пожалуй, Гастона Риверы, обнаруживают способность к глубокому драматическому переживанию, осмысленному взаимодействию друг с другом, раскрытию самых сокровенных тайн вердиевской музыки.
Либретто «Трубадура» на сюжет испанской драмы Гутьереса писал приятель Верди – Каммарано, к сожалению, скончавшийся за полгода до премьеры. Он разбил повествование на череду эффектных сцен, которые Роберт Штольц мастерски связал в тугой узел динамично развивающегося действия. При этом режиссер дал простор воображению и недюжинному сценическому мастерству певцов, отчего каждый сольный эпизод, ансамблевая или хоровая сцена приобретали неповторимый оттенок и заканчивались взрывами одобрения восторженного зала. Заслугу Даниэля Баренбойма в этом восторге трудно переоценить. Его понимание драматургической глубины музыкального мышления композитора непостижимо. Только один пример: баллада Феррандо, начинающая оперу, построена на контрастном переходе от таинственного повествования к взрывам суеверного ужаса в хоровых рефренах. Здесь музыка устремлена от двух «пиано», почти шепота, к резкому «форте» всей оркестровой массы. Нужно было слышать, с какой отвагой и целеустремленностью маэстро добивался звукового эффекта, с какой тщательностью и сердечной щедростью дарил каждую фразу, да что там фразу, – каждую ноту, – людям, внимавшим его замечательному искусству. Оркестр Баренбойма, помимо великолепной ансамблевой слитности, сверхчутко следовал за голосами певцов, тонко оттенял смены контрастных настроений и необычных тембровых колоритов. Все это создавало неповторимое ощущение стилистической адекватности и целостности музыкальной драматургии. Болезненные вздохи гобоя в сцене рассказа Азучены, взлеты деревянных духовых, тонкие нежные сочетания флейт, гобоев, скрипок в высоких регистрах, мощные «форте» медных, умело высвеченные маэстро, захватывали не меньше, чем совершенная вокализация солистов. И так на протяжении всего спектакля…
…Если у Вас появится возможность услышать оркестр, ведомый Даниэлем Баренбоймом, не упустите ее. Право, не пожалеете.
Бронислав Табачников
