«Поэзия есть высшая форма человеческой речи», – так говорил Бродский. Ему же принадлежат слова о том, что поэзии в истории человечества невероятно мало. Сейчас количество зарифмованных текстов, кажется, лишь усложняет выбор. Чуть меньше у нас – поэтических вечеров. Что говорить о подобных театральных постановках… Воронеж привык к моноспектаклям, но что бы поэтический… к этому воронежская публика почти не подготовлена. Поэзия – сложный вид искусства, требующий от слушателей тонкой душевной организации и хорошего воображения. А еще лучше – эмоционального опыта.
Впрочем, это не помешало Дмитрию Бозину, ведущему актеру театра Романа Виктюка, заслуженному артисту России, 13 апреля выступить в Доме актера. Два года назад он уже был в Воронеже с музыкальным спектаклем «Черепаха»: дуэт для голоса рояля» по стихотворениям Бродского, Цветаевой и своим собственным. Вместе с аккомпанирующей на рояле Анастасией Животовской Бозин устроил целый перфоманс, покрывший два отделения. Теперь «Невыносимая любовь к людям» – полуторачасовой моноспектакль.
На сцену выходит крепкий высокий мужчина в черной одежде свободного покроя. Такого же цвета фон сцены. Декораций нет. Есть три прожектора, льющих мягкий свет на исполнителя. Мимика, жесты, голос, интонации – вот единственные инструменты. Мир разомкнут на публику, а ее достаточно. Причем, старшее поколение разбавлено молодежью, а после выступления благодарные зрители дарят букеты.
«Невыносимая любовь к людям» – это венец, сплетенный из обожженной любви и лечащей грусти, мудрого юмора и жадной надежды очень-очень-очень талантливых людей», — объясняет Бозин в пресс-релизе. Людей очень разноплановых, создающих синтез поэзии, прозы и драматургии: Редьярд Киплинг, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Николай Агнивцев (поэт Серебряного века) и Бартоломе Торрес Наарро (поэт середины XVI века – хотя на афише заявлены стихи именно XX века), отрывки из пьесы Федерико Гарсиа Лорки «Когда пройдет пять лет», песня Depeche mode и рассказы Михаила Зощенко. Эклектичный набор, характеризующий разные грани любви, составляет летопись цикличной человеческой жизни.
Поэзия – центр спектакля. И отправная точка – страдание. «Крылья опустились – а мысль человеческая вдруг расцветает» – восхищается Бозин непреложным законом творчества. Поэтому Бродский – центр композиции. Его заявлено много. Но не по количеству стихов, скорее, строф («Памяти Т.Б.» – целых 43!) и мучительных переживаний, который лирический герой, набрав побольше воздуха, постепенно выкладывает в этой особой эпитафии, словно раскладывает перед собой фотографии прошлого.
Поэзия – это триединство мировоззрений актера, автора и его героев. Лирический герой Бродского-Бозина смирился с утратой, он дорожит прошлым, но есть что-то отстраненное в его поведении. Рассказывая, он избавляется от душевных мук. Герой Маяковского сначала как будто перебирает четки – слова на языке, словно герой ничего толком не понимает, что происходит. Потом темп нарастает, голос становится звонче, появляются нотки ужаса, отчаяния – и достигает своего пика («Надоело»):
Нет людей.
Понимаете
крик тысячедневных мук?
Душа не хочет немая идти,
а сказать кому?
Своеобразна Цветаева – ее он считает высшим полюсом чувственного, нежного восприятия мира (на противоположном – все тот же Бродский). Ведь женская поэзия в мужском восприятии – другая. Совершенно. Нет за секунды прогоревших страстей, страдальческой нежности и страха потери. Есть что-то гнетущее и опустошающее, медленно распадающееся, разрывающееся. Бозин даже еле видно раздвигает поднятые параллельно друг другу ладони:
Рас-стояние: версты, дали…
Нас расклеили, распаяли
Но герой не в истерике, не в отчаянии, а словно в трансе.
А дальше – громче и с таким рокочущим «ррр». И последнее, такое выстраданное и выброшенное, оторванное от земли, взметнувшееся, как пламя:
Который уж, ну который — март?!
Пауза. Самое страшное – произнесено. И постепенно теряет смысл, словно дым от потухшего пламени опускается на землю:
Разбили нас — как колоду карт!
У Киплинга («Жил-был дурак») и Агнивцева («Кудесник») Бозин превращается в рассказчика как будто былины или страшной сказки, высмеивающего простодушие и наивность влюбленных. При этом слегка пританцовывает и напевает:
Жил-был дурак. Он молился всерьез
(Впрочем, как вы и я)
Тряпкам, костям и пучку волос –
Все это бабой пустою звалось,
Но дурак ее звал Королевой Роз
(Впрочем, как вы и я).
Любовь – полярна. Этой идее пронизан весь моноспектакль. Она разворачивается перед нами во времени и пространстве. И чаще всего – нисходяща. «Юноша и Старик», – вводит героев Бозин. Именно из пьесы Лорки, поставленной Маргаритой Тереховой, и возник замысел «Невыносимой любви к людям»: там Дмитрий играл Юношу. Здесь разбросанные по выступлению три отрывка из Лорки – композиционная рамка действа и она – центростремительна. Лорка и Бродский – мастера живописных метафор и певцы страданий. Только если у Бродского герой Бозина оглядывается на прошлое, то здесь, перед нами, он обращен в будущее. Бозин ловко и быстро сменяет героя одного за другим, создавая то нужное впечатление диалога, которое подразумевает пьеса. Вот пророк-Старик (при этом Бозин растягивает слова, чуть-чуть шамкает, философствует (голос мягко раскатывается по сцене): «И вы боитесь собрать всю свою любовь в сердце, боитесь сделать ее маленькой, уязвимой?». Или степенный отец невесты, или сама Невеста – резкая и решительная. Наконец, тот самый Юноша – то мечтает, то ослепленный абстрактной идеей любви, еще не чувствует, как сломлен под натиском реального положения вещей. Наконец, слушает плач-исповедь ожившего манекена. Любовь – это метаморфоза. Нужно ли бороться за нее? Но герой песни «Breathe» группы «Depeche mode» борется. Песня будет дважды – в начале и в конце моноспектакля – сначала в прозе на русском, потом спетая в оригинале самим Бозиным. «Положи свою маленькую руку на мою ладонь. И верь в любовь. Положи свою голову мне на грудь и дыши любовью, дыши любовью, дыши любовью». Романтический пафос и бархат голоса. «Дыши любовью» – это призыв, требование, мольба… внушение. Что-то гипнотическое, Юноша забылся, но есть мужчина, который предъявляет свои права. У него могли бы слегка трястись руки от волнения, но он спокоен. Потому что он завис между прошлым и будущим и ответ еще не поступил.
Зощенко оттеняет безысходность, безответность любви. Бозин ярко и метко перевоплощается в героев юмористических рассказов, сообщая то, что так хочется услышать: какая-никакая, а она живет и здравствует, эта самая любовь. Да, гражданин в макинтоше и сандалиях из «Происшествия», немного занудный и смешной в исполнении Бозина, был обманут мамашей всю дорогу плачущего младенца, но, сам того не сознавая, совершил доброе дело. Он выделился из толпы пассажиров своей отзывчивостью и правильностью. А в другом рассказе «Не надо спекулировать» последняя фраза красноречива: «поскольку нет насилия, а есть свободный выбор, то инцидент исчерпан». Любовь – это свободный выбор, который мы делаем ежедневно. Но, несмотря на все испытания, которые мы преодолеваем с разной степенью успеха и целостности души, она все-таки оставляет надежду, что все не зря. Восполняя пустоты все той же поэзией. Ведь это вечный круговорот, вечный прилив и отлив, небо и земля. Как у Наарро:
Витающий в небе, я вечно в пещере
и вдвое мне легче поклажа двойная,
ключами любви отпираются двери
в темницу, где стражду, смеясь и стеная.
Валерия Боброва
Фото Ларисы Линниковой
