В конце марта случилось событие пока непривычное для воронежского театрального пространства: в театр драмы им. Кольцова приехали два молодых московских режиссера – Глеб Черепанов (курс Валерия Фокина) и Семен Александровский (курс Льва Додина), которые за шесть дней подготовили с актерами театра эскизы двух спектаклей – «Игроки» Гоголя и «Маскарад маскарад» – это новая пьеса Михаила Угарова. Затем эти работы были представлены суду зрителей, которые получили возможность высказать актерам и режиссерам свое мнение по поводу увиденного. Формат для Воронежа новый, и тем более этим интересный. Свою оценку высказал и известный столичный театральный критик Павел Руднев.
Лаборатория в Воронежской драме была скромной (всего два показа), но своей цели добилась. Дискуссии после показов длились едва ли меньше, чем сами показы, а темы обсуждений выходили далеко за вопросы собственно эстетики: каковы приемлемые формы современного театра, в каком направлении меняться театру. На дискуссиях отчетливо слышался голос молодых зрителей, которые ищут свой театр, но пока не имеют его в культурном пространстве Воронежа: эта мысль была довольно твердо сформулирована.
Режиссер Глеб Черепанов добился от гоголевских «Игроков» доминирования, прежде всего, мистической природы пьесы. В устах артистов особым образом зазвучали фразы: «Вот-с покойчик! уж самый покойный /…/ Уж будьте покойны», а фамилия Утешительный отсылала аж к самому князю тьмы. Ученик Фокина, Черепанов культивирует фантастический реализм и массовые мизансцены, будто герои Гоголя от сцены к сцене подчинены какой-то посторонней воле, выстраиваются в математические ряды, как металлическая крошка под воздействием магнита.
Интересно выстроен конфликт команды Утешительного и Ихарева. Почему побеждает команда, а не мастер, истончивший искусство свое до шедевра? Ихарев – визионер, романтик, имеющий закон и правила, некоторый кодекс в душе своей, он – Сальери карточной игры, требующий от, стыдно сказать, небес некоторого вознаграждения за потраченные труды. Утешительный с друзьями действуют по наитию, гениально разыгрывая аскета-одиночку. Они на смену перфекционизма Ихарева предлагают виртуозность, артистизм и натиск. Театральность для них и поза – метод выживания. Современно звучат их диалоги о нравственности и добродетели в обществе – подтверждая истину, очевидную и сегодня: о чужой нравственности заговаривает обычно самая каторжная сволочь.
И финал у Глеба Черепанова – тоже уход в области мистики, апокалиптики: нет высшего судии, не к кому обращать свои взывания. Основы разрушились, конец света: обманутый обманщик.
Если определять тему двух лабораторных показов – то, разумеется, это разговор об азарте, о гипертрофированной страсти к игре, к силам хаоса, которые владеют слабым человеком, о зависимости от этого азарта. Рок манипулирует людьми, и если уж классическая литература эту завуалированную форму самоубийства описывает в целом ряде образов, то логичным будет следующий вопрос. Поскольку эта энергия и эта зависимость не могли исчезнуть из человеческой природы, то в какую область современной реальности транслировалась, канализировалась эта энергия азарта, эта мучительная потребность испытывать судьбу, находясь на грани жизни и смерти? Где эта полуэротическая страсть сегодня – в эпоху рациональную и меркантильную?
И если Глеб Черепанов задается вопросами и отвечает метафорично, делая команду Утешительного слегка похожей на банковских служащих, то у второго режиссера Семена Александровского ответ очень конкретен. Это собственно атмосфера показа пьесы Михаила Угарова «Маскарад Маскарад» – угар бешеной дискотеки, атмосфера транса и измененного сознания. Здесь для современного человека роятся силы хаоса и риска. Азарт – это ритм, включаясь в которой ты впадаешь в состояние транса, а не включаясь – в отчаяние.
Михаил Угаров отчетливо осознает, что «Маскарад» написан юношей Лермонтовым в эпоху романтизма: преувеличенные представления обо всем на свете – начиная от страсти ревнивца и заканчивая фигурой Неизвестного – есть проекция вскипяченного молодостью ума и риторические позы. Эффектно сказать подруге «Душа моя черна», но смысла в этой фразе ни на грош, а по сегодняшним временам – так вообще пустозвонство. В мире обесцененном, в ценностном тупике пьеса взывает не к чувственности, а к интеллекту.
Пьеса Угарова – пьеса по мотивам лермонтовской трагедии – это интеллектуальное затейничество, которое только и остается потомкам великой литературы. «Эта книга о том, как я ее читал» – вот тема пьесы Угарова.
Танцуя, герои словно бы читают нам рэп-композиции, раскрывая скобки за лермонтовских персонажей: монологи на темы пьесы, о мужском и женском, о русском языке, о том, что убивая в книге, писатель спасается от убийства в реальности. К финалу возникает важная тема, которая может объединить убийц первой половины XIX века и убийц начала XXI века: человек лишен всякой ответственности за события, он прикрывается ничего не значащими словами, он прячется в позах и культуре, но в действиях своих безотчетен.
Лермонтов большое внимание уделял мистике, заговоренности, предначертанности поступка Арбенина. Для современного писателя предначертанность эта, метафизическое объяснение неясного, смутного – не более, чем штамп романтической литературы. Если эту «философскую» надстройку убрать, остается просто убийство, холодное голое убийство, человеческое жертвоприношение, которое не оправдаешь уже ничем.
Последний показ вызвал, кстати, ожесточенную дискуссию. Часть консервативно настроенной публики назвала пьесу «галиматьей и бессмысленностью». Но дальше случилась парадоксальная вещь. Осмелев, заговорила молодежь, которая, как выяснилось, знает ключ к пониманию пьесы Угарова. Молодые говорили о том, что это произведение заставило их задуматься над бытийственными проблемами, они увидели в героях самих себя, а ту сценическую форму, что предъявил молодой режиссер, приняли как свою. И те, кто обвинили пьесу в бреде, спешно ретировались, ушли из зала, когда услышали, что молодежь говорит дельные, полные смысла и чувства речи. Но недослушав их до конца, консерваторы ушли, признав таким образом свое поражение: ведь если в самом деле хочешь разобраться в тексте, то слушай тех, кто смог это сделать лучше тебя.
Павел Руднев
Фото Валерий Драбов
