Критик Лев Кройчик разбирает премьеру на малой сцене театра — антиутопию «Ак и человечество» питерского режиссёра Дмитрия Егорова.
-I-
Много лет тому назад Алексей Максимович Пешков в пьесе «На дне» высказался определённо:
—Человек — это великолепно! Это звучит гордо!
Правда, вложил эти слова писатель в уста Сатина, шулера и пьяницы.
Хочешь — верь, хочешь — не верь.
В предреволюционной России слова эти звучали оптимистично.
С доверием к человеку, жаждущему перемен.
В 1919 году писатель Ефим Зозуля пишет «Рассказ об Аке и человечестве», в котором человечество привлекательным не выглядит.
К этому времени Ефим Зозуля уже побывал несколько раз в тюрьме города Лодзь, входившего тогда в пространство Российской империи, поработал журналистом петербургских газет, поучаствовал — добровольцем — в сражениях Первой мировой, был сотрудником знаменитого «Нового Сатирикона».
О таких с уважением говорят: «Бывалый
человек».
Когда случился октябрьский переворот, позже торжественно переименованный в Великую Октябрьскую социалистическую революцию, Ефим Зозуля — в отличие от многих либерально настроенных интеллектуалов — Родину не покинул. С советской властью активно сотрудничал, принял вместе с Михаилом Кольцовым участие в воссоздании популярного журнала «Огонёк», выступал на страницах журнала «Прожектор». А когда началась Великая Отечественная война, записался добровольцем в народное ополчение.
Погиб в ноябре 1941 года. Под Москвой.
Мог бы предпочесть иную судьбу: Ефим Давидович Зозуля был непризывного возраста. Но Зозуля был человек чести — он не жизнью жертвовал — он Отечество защищал.
-II-
«Рассказ об Аке и человечестве» легко отнести к разряду злопыхательной литературы — не принял человек перемен, вот и издевается над светлой мечтой о преобразовании мира.
Писатель размышляет о судьбе человека, оказавшегося в пространстве перемен.
1919 год. Братоубийственная война. Не жалко было убивать. В ходу был даже не глагол «убить», а глагол «шлёпнуть». Всё до примитивности просто. Переход от жизни к смерти выглядит банально.
Совесть не изнурена рефлексией.
Как говорил Маяковский:
— Ваше слово, товарищ «Маузер».
«Маузер» охотно откликался на призыв.
Работал.
Фабула рассказа «Об Аке и человечестве» убийственно прямолинейна: по инициативе некоего Ака (действие спектакля ещё не началось, а Ак уже сидит поближе к авансцене и ни на кого не обращает внимания, трудится — пишет что-то важное) объявлена проверка прав на жизнь — граждане города, признанные ненужными, в двадцать четыре часа из этой жизни удаляются.
Нет, нет! Это не абсурд — это обычная зачистка территории: вершающая суд тройка Коллегии Высшей Решимости работает безостановочно, привлекая к работе экспертов — врачей, психологов, других специалистов. Как говорится в обнародованном объявлении, «человеческий хлам, мешающий переустройству жизни на началах справедливости и счастья, должен быть безжалостно уничтожен».
Всё гуманно — возможна апелляция.
Жестковато сказано?
Но пройдёт несколько лет, и в пореволюционных статьях Владимира Ильича Ленина появится словосочетание «человеческий материал», а реальная практика строительства нового мира обернётся Большим террором, Гулагом и другими оказиями, унёсшими жизни миллионов людей.
Так что в «Рассказе об Аке и человечестве» многое предвосхищено.
Дмитрий Егоров придумал вместе со своей командой — Евгением Лемешонком (сценографом), Ярославом Борисовым (композитором), Алексеем Бычковым (свет и мультимедиа) — жёсткий спектакль.
Спектакль-плакат.
Сцена очищена от подробностей жизни.
Аскеза во всём — в оформлении сцены, в одежде, в поведении действующих лиц. Жизнь подчинена регламенту, и этот регламент не даёт человечеству никаких шансов на продолжение жизни.
Двадцать четыре часа на проверку человеческого достоинства — и очередная жертва исчезает с лица земли.
Обидно?
Абсурдно?
Другого не дано!
Такова наша жизнь, лишающая всех нас выбора существования.
Театр судит не только Ака (лаконично точен Камиль Тукаев). Он выносит приговор и человечеству (чей групповой портрет предлагают Андрей Мирошников, Екатерина Савченко, Михаил Гостев, Олег Луконин, Иван Маркушев).
Трудно играть обезличенную массовку.
Невозможно создать характер бессловесной секретарши (Татьяна Бабенкова) и старательной уборщицы (Анастасии Майзингер).
Но режиссёру важны не мотивы переживаний, а готовность участвовать в общем уничтожении индивидуальности.
Уничтожении живым человеком себя самого.
С чего начинается эта смерть?
С убийства памяти.
С беспамятства то есть.
-III-
В недавний спектакль Камерного «Борис Годунов» Михаил Бычков ввёл емкую деталь — метафору.
На протяжении всего представления сидит за столом, перегораживающим сцену, некий свидетель всего происходящего — бутафорский юноша. А перед ним — тёмный монитор компьютера.
Действие идёт — юноша сидит.
Молчит.
В наиболее значимые моменты монитор поворачивают лицом к зрителю.
Изображения на экране нет. Только невнятные полосы.
Бессмысленно всматриваться в то, что не запомнено.
Как метафора нашей памяти.
Точнее — беспамятства.
Что было — то прошло.
А, может, ничего и не было? Только показалось?
Кто дал право определять сроки жизни людей, существующих в этом мире?
Почему мы так быстро забываем то, что с нами происходило и происходит?
Писатель Ефим Зозуля лукав и мудр. Испытание страхом — не единственная тема рассказа, и Дмитрий Егоров это понимает. Испытание свободой — не менее важная тема спектакля «Ак и человечество».
Узнав, что Ак утратил своё могущество, человечество возликовало. По городу пошли гулять плакаты: «Всем гражданам города разрешается жить… Коллегия Высшей Решимости переименовывается в «Коллегию высшей деликатности».
И о пережитом народ начал забывать.
Урок не впрок?
Почему мы безмолвно соглашаемся с тем, что время от времени появляются люди, которые распоряжаются нашими жизнями?
По собственному хотению.
Почти сто лет тому назад писатель Ефим Зозуля задал этот вопрос, а ответа так и не получил.
Я беспамятен.
Он беспамятен.
Они беспамятны.
Вы беспамятны? Вы беспамятны? Вы беспамятны?
Кто рискнёт честно ответить?
… А в ответ со сцены льется раздольное «Русское поле» Яна Френкеля.
Только и всего.
фотограф — Алексей Бычков
