Так всем понравилась формулировка «детский триллер», что поставленный Вадимом Кривошеевым на сцене ТЮЗа спектакль «Тряпичная кукла» (по одноименному произведению Уильяма Гибсона) иначе сейчас называют, наверное, только те, кто был на премьере. У Кривошеева тоже есть и тревога, и страх, но не вообще, а «за» – за героев и их судьбы, за реальных детей и их родителей, за сегодняшний день даже.
Марселла. А мама тоже попадет в рай?
Папа. Мама? Да, думаю, попадет.
Марселла. Тогда я тоже хочу туда.
Перед началом спектакля Вадим Кривошеев вышел к публике и, устало смущаясь, попытался пояснить, что сегодня разговор пойдет о несколько более серьезных вещах, чем можно было бы ожидать. Подобно «Щелкунчику и Мышиному Королю» Гофмана, произведение Уильяма Гибсона в качестве фабулы предлагает каноничную концепцию детских снов, в которой взрослый читатель непременно увлечется символизмом, а школьник фантазиями. Универсальность подобных текстов лишь кажется форой для постановщика, особенно в случае с «Тряпичной куклой», интерпретированной Кривошеевым. Он изначально хотел (о чем упоминал и в интервью) вступить в диалог именно с юным зрителем, но, как уже стало понятно после премьеры, не стал педалировать буффонаду и снисходительные развлечения. Тонкая грань у Гибсона – между жизнью и смертью, между реальностью и снами-мечтами, между космосом и землей – она же тонкая грань между ребенком и взрослым. Неуловимый фарватер восприятия, который режиссеру удалось отыскать, не упростив сложную проблематику произведения и не усложнив простую историю.
А ведь «Тряпичная кукла» (которую неоднократно ставили в качестве мюзикла!) еще и просится стать широкоэкранным блокбастером – отчасти повторяя путь многослойной ленты «Hugo» (в нашем прокате – «Хранитель времени») Мартина Скорсезе; – или масштабного спектакля по не слишком детскому роману «Северное сияние» английского прозаика Пулмана. Взрывающиеся кукольные домики, свалки, гигантские рыбы, судоремонтные верфи Майами, погони в облаках, мясобойный комбинат Небраски, кукольная больница Лос-Анжелеса – живописные декорации и отличный материал для дорогого «экшна», пускающего звездную пыль в глаза. И одновременно – навороченная, интертекстуальная система образов и взаимоотношений.
В «Тряпичной кукле» неизлечимая болезнь, из-за которой бросили Верблюда, – сморщенные коленки, мех с панд снимается кипятком (пока мудрая Панда остается мягкой игрушкой, это даже в чем-то смешно звучит), мама-ведьма, которая просит завязать ей «двойную черную» петлю – и тогда она покажет «дорогу отсюда» (повешение как способ убежать от проблем – вряд ли такую аналогию ребенок проведет в первую очередь), и другие двусмысленности, которыми изобилует «Тряпичная кукла», – это серьезный вызов и для творца, и для зрителя, все та же тонкая грань в облаках. Красиво, но больно падать, а если лететь выше – там тоже и реальная, и иносказательная смерть.
Пускай богатство трактовок каждой второй фразы и каждого третьего образа уступает экзерсисам Джеймса Джойса, но если останавливаться даже на наиболее значимых метафорах, то не хватит и сотни страниц. А ведь оригинальные диалоги и пояснения к сценам Гибсона подверглись преимущественно косметическим правкам! Вадим Кривошеев не пытается выворачивать наизнанку и хитроумно истолковывать те или иные неоднозначные узлы, не пытается выпятить себя. Но кое-что меняет. Генерал У – не «крыса трехметрового роста» и он не «выглядит так, будто он только что выполз из-под земли», а мундир не «висит клочьями».
Генерал У – условный и типичный для сказки злодей – обаятельный и временами милый интриган в исполнении Василия Маркова. А сцена, в которой Летучую мышь выбрасывают в люк, заменена не менее жестокой – Волк «проучает» возлюбленную, швыряя ее как ту же тряпичную куклу. Даже крайне непростая сцена свадьбы папы, который хотел «оставить дочери миллион», и мамы – «проносящейся по небу звезды» – трогательная и светлая, но и циничная, ведь и их дочка Марселла, пожалуй, догадывается, что даже во сне это выглядит сном.
Все эти нюансы и детали у Кривошеева не призваны спровоцировать сложную игру ума, он бьет по разуму и чувствам одновременно, но мягко и понимая, что разум и чувства принадлежат ребенку-герою и ребенку-зрителю.
В Томском ТЮЗе в свое время провели занятный эксперимент. Марселлу играла маленькая девочка, вернее, даже три маленькие девочки. А дети, как известно, не играют – они проживают. И не суть важны сейчас даже художественные достоинства и недостатки того спектакля. Главное – зритель не имел шанса абстрагироваться от собственных переживаний не за актрис, а за маленьких девочек. Так и рождается в душах избыточное сочувствие и избыточный же пиетет. Взрослые умиляются, глядя на талантливых детей. Вадим Кривошеев избрал более тонкий подход. И дело даже не том, что в роли Марселлы выступила вполне взрослая актриса, Анастасия Ечеина. Просто такие сюжеты – лакмусовая бумажка, проверка для режиссера, благодаря которой становится понятно, насколько изощренно способен работать его ум. И Кривошеев смягчает каждый острый угол, отказываясь, например, от фрейдистских толкований отношений Марселлы и Генерала У. Еще снижает давление на психику в эпизоде с попыткой повеситься ведьмы-мамы. И даже не развивает тему «катастрофы» – а это слово нередко встречается у самого Гибсона в качестве описаний, например, падения лодки или взрыва красного облака.
А на первый план выходят дружба и любовь. То, что кажется простым и очевидным, а потому не слишком интересным для многих западных постановщиков «Тряпичной куклы». А внутри у Рэггеди Энн хоть и сплошные тряпки и ни легких, ни позвоночника, ни гланд, но есть сердце, которое она готова отдать Марселле. Персонаж Рэггеди Энн заметно выделяется на общем фоне. Грубоватая манера игры Елены Дахиной – не издержка мастерства, а замысел. Из простой куклы она постепенно превращается в находчивую и неунывающую, преданную и целеустремленную подругу главной героини, а в конце – и в ее спасительницу. И это тот момент, который способен пронять и взрослого, и ребенка. Первого – параллелями с реальной жизнью, второго – трагизмом жертвенности дружбы.
Но в погоне за метафизикой и глубинными смыслами, нельзя не вернуться к теме масштабности декораций. ТЮЗовская сцена вряд ли может себе позволить блокбастер даже по театральным меркам. И, конечно, не увидим мы ни Лос-Анжелеса, ни Майами и не застрянем в облаках на лодке. Это сон, в нем все очень условно, как и в театре. Да, музыка современна и хореография по стилю «молодежна», постоянно дымят и играют с освещением – и много всякого-разного. Но ровно столько, сколько нужно, чтоб не вытеснять смысловые задачи спектакля.
Юному зрителю будет непросто, если он попытается почувствовать и понять. Да, он найдет, где посмеяться и где погрустить – и что-то его непременно тронет. Но много важнее, если он подумает, пусть даже и не признается в этом никому.
Папа. Бедный мой цыпленок, я ведь хотел оставить тебе миллион.
Марселла. Миллион чего?
Доля шутки не избыточна, как и доля правды не ущемлена. «Тряпичная кукла» – уже как совокупность произведений – это спектакль, на который пойдет ребенок, который через несколько лет прочитает Гибсона, а еще спустя годы вновь захочет увидеть работу Кривошеева. И всякий раз будет открывать для себя неожиданную грань, которую режиссер сумел понять и воплотить, не спуская с небес, но и не отправляя в открытый космос.
Александр Вихров
Иллюстрация Вероника Злобина
