Последние недели вокруг театра оперы и балета идут жаркие дебаты, к которым применима печально известная метафора – вместе с водой выплеснули ребенка. И забыли о самом главном, что лежит за пределами околокультурных прений. Об Искусстве.
Музыкальный театр – самый сложный феномен искусства. Это своего рода музыкально-драматический монолит, и в нем не должно быть никаких лакун, в которые проваливалось бы художественное восприятие. В триумвирате «режиссер-дирижер-художник» главенствующее место занимает именно дирижер.
Профессиональный, художественный уровень музыкального театра виден по опере – по премьерным спектаклям и, особенно, по текущему репертуару. Естественность дыхания оркестра, обеспечивающее единство вокальной и оркестровой ткани, чистота интонирования и ритмической пульсации – залог успеха. Попытки переключить акценты с музыки на режиссерское или сценографическое решение неизбежно приводят к снижению художественности. Но даже самая смелая и радикальная режиссерская трактовка классической оперы может быть принятой, если только музыкальная партитура звучит качественно и интонационно чисто.
Откроем «Музыкальную академию» за 1995 год, интервью одного из авторитетных критиков Дмитрия Морозова с московским музыковедом Мариной Нестьевой. Рассуждая о состоянии дел в музыкальных театрах, Морозов отмечал падение общего художественного уровня. Среди провинциальных оперных театров высокая оценка дана Свердловскому и Пермскому. Были и отрицательные примеры: Московский театр Станиславского и Немировича-Данченко, Саратовский оперный, в котором, по словам Морозова, дирижер Юрий Кочнев героически боролся с убогим провинциализмом. В этом же печальном контексте упомянут и Воронежский оперный театр (главный дирижер Юрий Анисичкин тогда работал тут шестой год).
Что же изменилось за 20 лет? Свердловский (Екатеринбургский) оперный театр не утратил своего уровня. Александр Титель, переехавший из Свердловска в Москву, поднял из руин «гражданской войны» музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко. Пермский оперный сегодня находится на уровне мировых эталонов, репертуар его обладает огромным диапазоном. К тому же, он организует конкурс хореографического искусства «Арабеск» и Дягилевский фестиваль искусств. Саратовский театр оперы и балета (а оркестр в нем до сих пор возглавляет Кочнев), вышел на новый уровень и создал несколько интересных проектов: Собиновский фестиваль, Конкурс вокалистов, Всероссийский молодежный конкурс театральных художественных и графических работ.
А что у нас? Сменился состав солистов, оркестра, репертуар, но положение дел оптимизма по-прежнему не внушает. Подтверждением того явился открывший 53-й сезон гала-концерт, вызвавший самые разнообразные впечатления, к которым примешивалась досада за то, что не было услышано и не было реализовано. Вновь были приглашены артисты весьма среднего уровня. Конечно, предвижу возражение – ведь в гала-концерте участвовали два солиста Большого театра. Но нужно ли приглашать возрастных артистов, утративших былое мастерство?
А ведь в гала-концерте можно было обойтись и своими силами – в составе труппы есть крепкие профессиональные солисты, а за последние годы появились и яркие индивидуальности, обладающие и техническим мастерством, и выразительностью исполнительской манеры. Например, Дмитрий Башкиров, Игорь Горностаев, Людмила Солод, Анастасия Черноволос, да и другие. Но этого недостаточно. Результату сегодня препятствует работа дирижеров театра, лишенная детализированного прочтения музыки и понимания стиля. Отсутствие чистоты исполнения, фальшивый строй оркестровой вертикали, разорванность музыкальной ткани, ритмические несовпадения не давали возможности исполнителям вокальных и инструментальных партий создать гармоничный ансамбль. Поразило небрежение партитурой, не было ни одного чистого унисона! Разочарование вызвали и балетные номера. Сцена из «Ромео и Джульетты» Прокофьева практически была сорвана. Отчаянные попытки Светланы Носковой и Дениса Каганера создать вдохновенные образы разбивались о безжизненный скелет оркестровой партитуры, в которой не прозвучала целостно ни одна тема.
И совершенно противоположные впечатления оставил филармонический концерт 28 сентября: под руководством дирижера Филиппа Манна академический симфонический оркестр звучал кристально чисто и стилистически верно. Как же не изумиться абсурдности ситуации – другой звуковой мир находится всего в паре сотен метров!..
В жарких дебатах вокруг оперного театра обнаружила свое существование еще одна сторона вопроса, связанная с волной негативного отношения к современному искусству. Явно повторяются события 1930-х годов, когда полемика вокруг искусства носила характер идеологической чистки. Оперу Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет» называли провокационным извращенным экспериментом, глумлением над классической традицией. К опере «Нос» приклеивали ярлык «мейерхольдовщина» (забывая, что Мейерхольд – гениальный театральный режиссер), «Весну священную» Стравинского называли позерством и пустым эстетством.
А сегодня в Воронеже столь же безапелляционно вешают ярлыки «позора» на театральные постановки и фильмы Серебренникова и Вырыпаева, Жагарса и Адасинского, не говоря уже о премьерах Пермского оперного театра и Метрополитен-оперы. Многие явления современного искусства, признанные мировым профессиональным сообществом, награжденные знаками отличия на международных и всероссийских фестивалях, отмеченные государственными премиями и наградами, – у нас резко осуждаются. Эту предвзятую оценку можно объяснить только проявлением личных антипатий и неразвитым художественным вкусом.
Еще в середине ХХ века известный философ Ортега-и-Гассет обратил внимание на то, что новое, современное искусство, очевидно, не есть искусство для всех, как, например, искусство романтическое. И в этом нет ничего противоестественного. Если культурная среда – это часть общей среды обитания человека, – то чем шире и разнообразнее она будет, тем больше возможностей получает человек для своего развития и совершенствования, для осознания собственной идентичности. Искусство не может жить в условиях безальтернативности. И здесь встает вопрос выбора, который должен быть у каждого. Выбор равен духовной свободе. Именно эта тема была центральной для многих художников минувшего столетия – Малера и Шостаковича, Филонова и Татлина, Денисова и Шнитке, Каретникова и Губайдулиной.
Сегодня в профессиональной среде все чаще высказывается мнение, что авангардные направления искусства, в сущности, были во все времена. Баха не признавали современники, вокруг фигуры Вагнера полыхала невиданная эстетическая борьба. Шнитке и Денисов, Тарковский и Любимов были персонами нон грата. Этот список можно продолжать практически до бесконечности. И, конечно, нашим современникам, имеющим возможность охватить единым взором историю искусства и европейской цивилизации, особенно ясно видно, что художник любой эпохи ищет такие средства выразительности, которые адекватны его действительности и способны отражать содержание своего времени.
Современное искусство держит в своих руках беспристрастное зеркало, в котором мы способны увидеть и познать самих себя и мир вокруг, научиться слышать друг друга и понимать истинное свое предназначение.
Не ошибусь, сказав, что спектр этих чисто художественных вопросов по отношению к Воронежскому театру оперы и балета последние годы не поднимался. На настоящий момент можно констатировать, что в творческом составе театра есть отдельные яркие солисты оперы и балета, отдельные очень хорошие музыканты оркестра, но нет художественного целого, которое создается дирижером оркестра. Именно в оркестре живет душа театра, именно в оркестре бьется пульс живой музыки! Но пока оркестровое звучание и есть та лакуна, в которую бесследно проваливаются все творческие намерения труппы. Именно об этом предупреждала в середине 2000-х годов группа московских и петербургских критиков, посетивших Воронеж по инициативе СТД. Больно осознавать, что впустую упущено столько времени. Хвалебный хор рецензий, звучащий даже после слабых концертов и спектаклей, наносит страшный вред самому театру! Нужна профессиональная критика, вдумчивый анализ художественной стороны. Театр не должен считаться неприкосновенным. И, может быть, вместо амбициозных возражений имеет смысл услышать критические голоса? Ведь они указывают на опасные рифы театральному кораблю, идущему полным ходом по реке Времени.
Ольга Скрынникова
Иллюстрация Михаил Супруненко
1 комментарий
Тут много что есть сказать. 1. История театра. В Россию пришёл Французский театр, как эрзац балов и место для встреч элит. В этом качестве он себя изжил. Как пехотные войска. Потом театр стал местом идеологическим — сейчас он атавизм, функции не одной не выполняет. Если от эмоций перейти на язык бизнес-моделей, то ситуация вообще патовая, зрителей не собирает, денег не даёт, на умы не влияет. Зачем он вообще? Любителей оперы в Воронеже (я из их числа, менее 10.000) и мы всё пересмотрели по несколько раз. 2. Преобразовать театр во что-то путное не получится. Чиновники боятся. Всё сдохнет само-собой.