Последний раз наши жители увиделись с Мстиславом Леопольдовичем 13 декабря 2006 года – на столетии Дмитрия Шостаковича, любимого друга и учителя великого музыканта. Встреча проходила в историческом месте – в большом зале кинотеатра «Спартак». Именно здесь в декабре 1933 года Дмитрий Шостакович исполнил свой Первый концерт для фортепиано с оркестром (дирижировал Александр Гаук). В ознаменование этого события в кинотеатре состоялось уникальное действо: ожила оркестровая партитура Дмитрия Шостаковича, созданная к фильму Козинцева и Трауберга «Новый Вавилон» (1929 год). Большой симфонический оркестр в зале сопровождал действие, развивающееся на экране.
Мстислав Ростропович всегда с острым интересом знакомился с новыми для него сочинениями, в том числе с музыкальным искусством нашего города. В этот раз с теплотой была встречена симфоническая музыка выдающегося воронежского композитора Михаила Иосифовича Носырева, которому тоже посчастливилось общаться с Дмитрием Дмитриевичем и для которого встречи с Шостаковичем стали воистину судьбоносными.
Необычность и яркость художественных событий этого вечера помогли создать атмосферу взаимного доверия и откровенности в развернутой пресс-конференции. Мстислав Ростропович говорил о проблемах культуры на современном этапе, об ответственности власти за судьбы творцов и их творений, о роли музыки и музыкального образования в воспитании молодого поколения.
Один из вопросов прозвучал несколько бесцеремонно:
– Правда, что вы купили квартиры Мусоргского и Шостаковича? Вы там останавливаетесь или это под музей?
Но и в этой ситуации голос Мстислава Леопольдовича сохранил дружелюбную и мудрую интонацию:
– Конечно, я с удовольствием отвечу на этот вопрос. Вы знаете, насчет четырнадцати объектов – это полная чушь, полная ерунда. Но я должен где-то определить свой архив. Для этой цели в Петербурге я купил трехэтажный дом, где и помещаю свой архив. Я свожу сюда все, что за семнадцать лет приобрел за границей. Доходы от концертной деятельности, которую я вел по всему миру, я тратил на покупку русских вещей, русских картин, русских рукописей (к примеру, дневники Марии Федоровны, переписка Екатерины II с графом Зубовым). У меня много подарков. Я очень дружил с Марком Шагалом, он подарил мне шесть своих картин. И дружил с Сальвадором Дали, который написал мой портрет и подарил его мне. И так далее.
Я купил за границей два больших архива Шостаковича: его переписку с одним из его учеников. Это сорок писем Шостаковича. И еще второй архив, который связан с его письмами. Все это я, конечно, оставляю в России и для России.
В третьей декаде ноября открылся музей Шостаковича в Петербурге. Я открыл этот музей в квартире, в которой он дольше всего прожил. Он прожил здесь 28 лет, на улице Марата, дом 9, на последнем этаже. Там он написал свою Первую симфонию, которая сразу же принесла ему мировую славу. Этой симфонией дирижировал Тосканини. Ею дирижировали самые великие музыканты у нас и на Западе. Там, в этой квартире он написал свою великую оперу «Катерина Измайлова».
Теперь же в квартире жило три семьи. Она была уже перестроена, так как Шостакович уехал оттуда довольно молодым. Я сделал в этой квартире большой ремонт, восстанавливая старую конфигурацию, заказывал для него копии некоторых утерянных вещей, но в основном там находятся подлинники, в том числе и из моей коллекции.
Галя в Свердловске заказала мемориальную доску, так как там работают мастера, которые хорошо гравируют по металлу и по камню. На открытии присутствовали министр культуры Александр Соколов, губернатор Валентина Матвиенко. Было объявлено, что этот музей является подарком Санкт-Петербургу.
Многие из этих фактов не были известны широкой публике. Мы знали Мстислава Ростроповича как великолепного музыканта, но его деятельность по сохранению национальной культуры и глубоко патриотические поступки никогда не афишировались нашей прессой. Именно семья Ростроповичей, рискуя карьерой, материальным благосостоянием, да и самой жизнью, выступила на защиту Александра Солженицына в начале 70-х годов. Ростропович поселил опального писателя на своей даче и пытался добиться его публичной реабилитации. Эта героическая борьба с режимом стоила всем нам потери двух ключевых фигур музыкального мира: Галины Вишневской и Мстислава Ростроповича на целых двадцать лет! Многие в канун их высылки из страны понимали, что расстаются навсегда. Особенно тяжело переживал прощание Дмитрий Дмитриевич Шостакович.
Когда рухнула стена между двумя германскими государствами, Ростропович с первым же самолетом прилетел в Берлин и долго играл у стены свои любимые сочинения на виолончели.
Лишенный советского гражданства, отринув личные обиды, Мстислав Леопольдович одним из первых политических эмигрантов повернулся лицом к обновляющемуся государству и возобновил концертные выступления в России.
Он же, снова рискуя жизнью, примчался из уютной Франции защищать Белый дом в памятные исторические события 1991 года.
Ростроповичу задавались и другие интересующие профессиональных музыкантов вопросы:
– Тяжело ли исполнять произведения Шостаковича?
– Для дирижеров Шостакович самый трудный композитор. Могу это объяснить, потому что знаю Шостаковича близко. Когда его ругали, объявили формалистом, все его произведения после 1948 года запретили исполнять. Он мог говорить на митингах «нужные» слова, но сочинял музыку, которая была часто противоположностью его словам. Вскрывая невероятное напряжение, заложенное в его музыке, он вскрывал и свою невероятную гениальность. Поэтому исполнять его нужно, зная все о его жизни, зная, о чем он думал, когда сочинял то или иное произведение.
Я давал мастер-класс в Воронежском музыкальном колледже имени Ростроповичей. Исполняли Восьмой квартет, который Шостакович посвятил жертвам войны и фашизма. На самом же деле этот квартет ничего общего не имеет с жертвами фашизма, потому что это его автобиография, причем, скорбная автобиография. Когда он принес мне пленку с первым исполнением этого квартета и мы прослушали ее, то вместе расплакались. И Шостакович сказал такую фразу: «Наконец я написал сочинение для моей панихиды, его можно играть на моих похоронах». Там собраны цитаты из его симфоний, фортепианного трио, Первого виолончельного концерта (чем я, как первый исполнитель, очень горжусь), оперы «Леди Макбет».
Он никогда не сочинял за роялем. Чаще всего он сочинял свою музыку, гуляя, а, приходя, просто записывал ее нотами».
– Расскажите о своей дирижерской работе над Четырнадцатой симфонией.
– Шостакович присутствовал при моей записи Четырнадцатой симфонии в студии. Позднее он сказал Гликману: «После премьерного исполнения я думал, что лучше сделать эту симфонию уже нельзя, но послушав запись Ростроповича, я убедился, что это возможно».
– Кто из педагогов повлиял на вас больше всего?
– Больше всего повлияла сама жизнь. Жизнь трудная, но которую я с легкостью переносил, так как меня поддерживала музыка. После смерти в 1942 году моего отца, который был педагогом Оренбургского музыкального училища, меня пригласили заменить его. Недавно мне показали написанный в то время приказ директора: «В связи со смертью заслуженного артиста России Ростроповича, его будет замещать на условиях почасовой оплаты Славик Ростропович.
Зимой 1942 года у нас в доме сломался отопительный котел, мы замерзали, закутывались в одеяла и матрасы и сидели, – я, мама и сестра – тесно прижавшись друг к другу. Неожиданно в дверь постучал бородатый мужчина и спросил: «Ну, что, парень, замерзаешь? Я тебе принес мешок дров». Я пожаловался, что дрова вряд ли выручат, так как котел сломан. Тогда он сказал, что принесет еще и буржуйку. И, действительно, принес переносную печку. Больше этого мужика я никогда не видел, но печка спасла нашу семью. А человек этот преподал мне урок на всю жизнь – это урок добра и бескорыстия.
Трудно описать ту трогательную атмосферу прощания на вокзале в момент отъезда мастера из Воронежа. Почти все тогда почувствовали, что эта встреча может стать последней. Мстислав Леопольдович был очень сосредоточен, внешне общителен, но уже как бы погружен в наступавшее для него растворение в грядущем мироздании. Долго и ласково вглядывался он в наши лица, лица стоящих на перроне людей, которые не в состоянии были выразить ему меру своей признательности и любви. Прощальный жест прекрасной руки, тень улыбки, последний взгляд – все скрылось…
Мстислав Леопольдович Ростропович украсил и приподнял своим подвижничеством культуру нашего города, дал воронежцам почувствовать себя полноценными участниками мировой истории искусства, часть которой великий музыкант всегда носил в себе.
Натэлла Казарян
