Юноша, запечатленный в полупрофиль, задумчив, и в то же время заметно, что перед тобой человек непредсказуемый, спрятавший необузданную энергию за напускным равнодушием. Чертами лица он похож на тех, кого изображали на портретах Ренуар и Сезанн. Размашистость мазка, нечеткость линий, доминирование оттенков синего и черного напоминают картины «голубого периода» Пабло Пикассо. Это ученическая работа Виталия Кулешова, хорошо известного в воронежской художественной среде. Его собственный автопортрет, ознаменовавший начало жизненного и творческого пути, на котором главным ориентиром были произведения упомянутых выше мастеров.
Виталий Николаевич родился в 1955 году в Хохольском районе, близ Костенок, в селе Борщево, где была одна из стоянок древнего человека – современника мастеров наскальной живописи. Спустя тысячелетия здесь вдруг появился островок с зачатком живописи французской – семья педагогов Кулешовых, переехавших из Воронежа в глухую деревеньку. Ребенок рос на воле, ничем не сдерживаемый: бегал по буграм, катался на лодке, любовался природными окрестностями. Так в нем навсегда поселился дух независимости и бунтарства. Чтобы его немного усмирить, мать купила пианино; мальчик самостоятельно музицировал, читал, начал баловаться рисованием – шаржами на учителей. А в старших классах познакомился с Евгенией Романовской – культовой личностью в среде воронежских живописцев: ученица Сергея Романовича и Александра Бучкури, преподаватель в изостудии при Дворце культуры имени Коминтерна, чуть позже – основатель и первый директор детской художественной школы на Среднемосковской. Она пригласила Кулешова к себе учиться.
Его друг детства, известный воронежский художник Иван Бондарев, рассказывает, как они проделывали долгий путь, чтобы добраться до изостудии Романовской, где оба на протяжении трех лет – с 1968 по 1971 год – набирались опыта. Потом началась учеба в Пензенском художественном училище, куда юношу отвез отец. Именно там и появилась тяга к импрессионистски насыщенной живописи, может, даже и ко всему французскому. Получив образование, Кулешов сразу же уехал на стройку легендарной Байкало-Амурской магистрали (в качестве художника), откуда по возвращении привез серию портретов и пейзажей. И начинается период преподавания: сначала в учебном комбинате при управлении культуры, куда съезжались работники культпросвета со всей области. Без энергии и энтузиазма Виталия Николаевича, лидера от природы, эта студия не смогла бы существовать. Затем последовали несколько лет в воронежском художественном училище, где он преподавал живопись. В свободное время зимой Кулешов ходил на лыжах, а летом умудрялся вдоль и поперек исследовать с аквалангом дно реки Воронеж у Чертовицкого пляжа и даже руками ловить налимов. Увлекающийся, он увлекал окружающих за собой.
А сам полностью перенял богемный стиль жизни постимпрессионистов: вино, музыка, шумные посиделки в кругу многочисленных друзей, чтение стихов Бодлера и Аполлинера. За пристрастие к такой живописи и за полное отсутствие интереса к темам официального искусства Кулешова в правлении Союза художников неодобрительно называли «сезаннистом». И Виталий Николаевич действительно очень любил этого художника, самозабвенно копировал его полотна, но, даже опираясь на импрессионистскую стилистику, привносил свое, живое, индивидуальное видение. А когда речь шла собственно о копии, Кулешов стремился добиться максимального сходства с оригиналом картины, стараясь понять особенности техники, палитры, композиции. В 90-е воронежская публика могла наглядно убедиться в этом на одной из коллективных выставок, целиком и полностью составленной из копий полотен классического европейского искусства. Виталий Николаевич был представлен, например, «Спящей Венерой» Джорджоне или копиями Модильяни (той же «Обнаженной натурщицей»).
У Кулешова было немало экспериментаторских работ, поскольку художник любил мифологию – у себя на полотнах он заполнял ею окологородские пространства. Есть интересные пейзажи, где изображены кусты, в которых проступают силуэты людей и фантастических существ. Есть картина, на которой видим то ли цветок в виде женщины, то ли женщину в виде цветка. Или вот «Крещение Руси»: нежные мягкие краски рассвета, фоном – небо, размытый город на линии горизонта, впереди, ближе к зрителю, – скала, около нее сидит языческая баба. А надо всем летит ангел, играющий на дудочке. В 1987 году работу в похожей стилистике (пейзаж «Зимний вечер» с размытыми колдовскими оттенками желтого и зеленого) после одной из молодежных областных выставок купил музей имени Крамского, она хранится в его фондах. А имя художника навсегда записано в «Воронежскую историко-культурную энциклопедию».
Художник писал и натюрморты, и портреты, работал в своем собственном, животворящем стиле, успевая копировать кумиров. Любил пластичную податливость масляных красок, но также и мягкую матовость гуаши.
Виталий Николаевич ушел из жизни в 2011 году. Сейчас в комнате Елены Ивановны, его вдовы, стеллаж с тремя полками заставлен этюдами и картинами, которые она сумела сохранить – последние годы их автор нещадно эксплуатировал свой талант, писал много, а произведения по разным причинам уходили практически за бесценок. В шкафу напротив – толстые альбомы любимых мастеров, на которые художник мог потратить последние деньги.
Близкий друг художник Сергей Горшков вспоминает, что такая импульсивность, невероятное жизнелюбие плюс радушие привлекали к Виталию Николаевичу огромное количество талантливых людей, например, в перестройку произошло знакомство с Андреем Бильжо, который по рассказам был знаком с приключениями Кулешова, но никак не хотел верить в существование такого человека. «Мастерская находилась на спуске у водохранилища на правом берегу, в старом доме. Когда мы вошли, увидели странную картину: на полу лежит огромная клеенка, на ней – тара с виноградом, несколько человек его давят прессом и разливают выжатый сок по бутылям. Руководил всем этим Кулешов. Вы можете себе представить: здесь же недалеко площадь Ленина, а тут вот такой бесстрашный человек. Бильжо был поражен, а после разговоров об искусстве всякий раз искал с ним встречи».
Виталий Николаевич так и не попал в Союз художников: мешало его вольнодумие, нежелание подчинять свое творчество требованиям худсовета Союза. Не сложилось с выставками за рубежом: в «перестроечное» время, когда у художников была возможность коллективно выставляться где-нибудь в Германии или Англии, Кулешов ездил по нашему региону и близлежащим областям и расписывал церкви; особенно он любил писать лики святых. Однажды ему попалось непростое задание: вывести внутри купола одной из сельских церквушек изображение Христа. Но леса были настолько высокими, что перекрывали роспись с земли, и невозможно было проверить, не был ли искажен лик. Поэтому Виталий Николаевич писал его на свой страх и риск. Однако все получилось как нужно, и этой работой он потом очень гордился.
Росписи остались на фотографиях, которые Елена Ивановна бережно хранит в папке. Здесь же снимок незаконченного масштабного полотна по рассказу Борхеса «Бессмертный» – о людях, живущих бесконечно долго. Огромный подмалевок висит в мастерской – на даче в Борщево. Не успел художник оформить и прижизненную персональную выставку. Исполнить его мечту помог Сергей Горшков, и 20 мая 2013 года в галерее Х.Л.А.М. появилось порядка 20 работ, в основном пейзажных. По словам Елены Николаевны, самое большое собрание картин мужа – у давнего знакомого и коллекционера Андрея Попова. А у него есть и отдельное помещение для выставки, и желание ее оформить, остался третий компонент – вопрос своевременности. Кажется, грядущий год вполне подходит для того, чтобы творчество «сезанниста из Борщево» все-таки стало доступным широкой публике: Виталию Николаевичу как раз исполнилось бы 60 лет.
Валерия Боброва
