Царский след
Акиньшин А.Н., Комолов Н.А. Династия Романовых и Воронежский край (1696–1916). – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 2014. – 288 с.
Эта книга – профессиональная удача двух известных воронежских историков, благодаря которым у нас теперь есть подробное описание пребывания представителей царствующей фамилии на воронежской земле. Работы такого уровня обычно называют фундаментальными, по ним определяют уровень замечательной науки регионоведения.
Книга начинается с рассказа о визитах в наши края Петра I. Фигура этого государя имеет для воронежцев особое значение. Как известно, именно здесь он построил первый русский флот, благодаря чему имя этого Романова крепко вошло в местную топонимику. К описанию пребывания Петра I на воронежской земле ученые-краеведы обращались на протяжении двух последних веков. До последнего времени лучшим среди этих работ считался труд В.П. Загоровского. Теперь он значительно дополнен и уточнен. Так, в частности, удалось доказать, что в Воронеже Петр I провел в общей сложности не 400 дней (как считал Загоровский), а около 500. Интерес представляет и рассказ о нереализованном намерении Екатерины II побывать на воронежской земле. Этот визит тщательно готовился, но так и не воплотился в жизнь.
Главы, посвященные визитам в наши края Романовых в XIX веке уникальны тем, что в них подробно фиксируются цель приезда, персональный состав свиты. Впервые исследованы пребывания в губернии великих князей и княгинь.
Представители династии Романовых не обладали ни божественным, ни военно-героическим происхождением. Наоборот, ее отличали дефицит сакральности и харизмы. Другими словами, Романовы изначально получили корону не потому, что были сильнее и авторитетнее всех на Руси, а потому, что их никто особенно не опасался. Авторитет можно было попытаться завоевать, путешествуя по стране, вникая в процессы, происходившие в провинции. Харизма всегда нуждается в благой вести, в ней должен быть призыв к новой жизни, она сама по себе – весть о новом мире, богатом и справедливом.
В этой связи показательна глава о пребывании в Воронеже будущего императора Александра II. «Наследнику в пути поступали различные жалобы и просьбы, вплоть до оказания материального пособия. Царь мог бы отмахнуться от таких челобитников, но цесаревичу следовало стараться, дабы «приобрести народную любовь». За все время поездки по России ему было подано 16 тысяч прошений… Все просьбы нуждающихся препровождались к губернаторам, которые получали от наследника по пять тысяч рублей ассигнациями. Раздавать деньги он должен был не единолично, а вместе с губернским предводителем дворянства».
Предпринятый авторами анализ взаимоотношения воронежского общества с представителями монаршей власти позволяет выйти за границы привычного противопоставления «столица – провинция». Акиньшину и Комолову удалось продемонстрировать, что исследование прошлого Воронежской губернии – не только маргинальная тема, но и одна из занимательнейших проблем отечественной истории.
В поисках творческой радости
Художник Митрофан Федоров. 1870–1941. /Сост. М.С. Шендерова, Л.Е. Шендерова. – Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2013. – 304 с.
Еще одно забытое имя, которое Центр духовного возрождения Черноземного края возвращает воронежцам. Митрофан Семенович Федоров, художник-реалист, ученик великого Репина, уроженец Воронежской губернии, погибший от голода в блокадном Ленинграде. Его потомки буквально по крупицам собрали архив художника, привезли все это на его родину и издали здесь книгу. Большую ее часть составляют письма Федорова: их 158 и охватывают они временной промежуток в полвека.
Переписка художников чаще всего привлекает лишь специалистов по их творчеству, обычный же читатель, при интересе к личности живописца, обращается к работам биографов, для которых письма лишь часть исходного материала. Однако письма Митрофана Федорова не стоит воспринимать как работу, предназначенную только для специалистов. На это указывает, к примеру, структура комментариев (научный редактор издания А.Н.Акиньшин) – многочисленных, но не многословных, не отвлекающих от основного текста.
Эпистолярный текст Федорова – художественен и самодостаточен. Внешний мир в нем – лишь контекст, подходящий повод для рассуждений о человеческих качествах. «Люди сплетены друг с другом, срослись, слились, и я чувствую их неразрывную близость и связь, – пишет художник своему воронежскому учителю Л.Г. Соловьеву. – Не только одним языком и одними понятиями, а всем существом люди связаны друг с другом и во вражде и в любви».
В книге нет ответных писем. Формат «эпистолярного монолога» с возможностью догадываться, что же было написано в ответ, придает тексту некую интригу и занимательность.
Разумеется, в письмах художника постоянно обсуждаются проблемы творческого цеха. «Есть у меня страсть компоновать – но задачи какие-то слишком обыкновенные». Но в письмах Федорова главное даже не это. Текст, в общем-то, бытовой, читается как художественный, поскольку в нем есть живая энергия творческого восприятия мира, осмысление многих сакральных понятий. «Родина наша, после ряда неудач и несчастий ставшая посмешищем для мира и трупом для мародеров, вдруг у этой могилы (Льва Толстого) почувствовала теплые слезы раскаяния, и будто искуплен ее позор, и будто вернулось к ней ее давнишнее достоинство». В подобных образах и раскрывается особенность творческого мышления художника Федорова: видеть и чувствовать жизнь. Отсюда такая потребность в переписке, до самых последних трагических дней жизни автора. Вот письмо Федорова из блокадного Ленинграда: «Сам я пока жив. Здоровья уже мало… Вам желаю творческой радости»… Это последнее письмо художника. Вскоре его не стало. Теперь, благодаря этой книге, мы о нем вспомнили.
Смех и грех
Котенко В.М. Медные лбы: Рассказы. Повести. Пьесы. Киносценарии. – Воронеж: ОАО «Воронежская областная типография», 2013. – 576 с.
Владимир Котенко имеет свой узнаваемый стиль. Если коротко, это холодный, без улыбки, сарказм в буквально-греческом смысле («сарказмос» – «рвущий мясо»), выражающий либо высокомерное презрение к окружающим, либо – глубокую боль. Причин тому множество. Об одной из них сам автор сообщил в первых же строках своей новой книги так: «Я много лет ем горький хлеб провинциального фельетониста. И ни разу не приходилось видеть человека, который бы, потупив голову, заявил: «Пиши про меня фельетон. Я заслужил». Таких людей в природе не существует. Напротив, всякий власть предержащий глубоко убежден, что кто-кто, а уж он объектом сатиры быть не может, потому что сущий ангел».
При этом судьба провинциального фельетониста неминуемо несет в себе и множество рецидивов, наполняющих его тексты всякого рода «вредными выбросами». Тотально однообразная ирония, монотонное интертекстуальное пересмешничество, назойливое журналистское балагурство, именуемое стебом – все это при желании можно обнаружить и в 576-страничной книге главного воронежского сатирика. Но наряду с сиюминутными остротами типа «упал – отжался» в прозе Котенко есть тексты, в которых автор совершает восхождение на принципиально иной уровень отношений с действительностью.
«Каждый век имеет свое средневековье», – изрекает один из героев антиутопии «Анафема». Это рассказ о перерождении церкви, о превращении ее в фарисейскую сервильную организацию по управлению обществом. «Площадь уже была полна народу и гудела, как в первомайский праздник. Ухал оркестр. Бойко торговали пивом и фисташками. Где раньше висел транспарант «Слава партии!», теперь красовались горделивые слова: «Слава Богу!»…
Конечно, Котенко, прежде всего, мастер рассказа, хотя в сборник включены еще повести, пьесы и даже киносценарий. Потому, что у этого автора каждое произведение посвящено какой-то одной определенной эмоции и на этой же эмоции и построено. Вот рассказ «А Мальчик-то голый!» – иронически-пристальный этюд о перевоспитании на государственный лад единственного положительного героя знаменитой сказки Андерсена «Новый наряд короля». Или рассказ «Век свободы не видать!», где автор на трех с хвостиком страницах берется описать эмоциональную феноменологию криминального общества, из которого даже лихие уголовники сбегают в тюрьму…
Новая книга Владимира Котенко нечто большее, чем очередной продукт индустрии развлечений в стиле «Аншлага». Хотя бы потому, что сатиры в ней больше, чем туповатой «ржачки». По нашим временам это поступок.
Дмитрий Дьяков
Иллюстрация Марина Демченко
