Смуглое старческое лицо, обрамленное седой бородой, синие глаза, выражение которых придает едва уловимое сходство с иконописными ликами христианских святых. Этот герой смотрит на нас с целой серии полотен, переходя, как по волшебству, из одной картины в другую – «Вальс на прощание», «Прощание с народным художником», «На ту сторону вдвоем», «Благовест», «Иван-да-Марья» и многих других. Кое-где на нем клетчатая кепка, в руках – палитра, кисти, бумага, этюдник. Таким изображал себя художник Борис Катков.
Два года назад, в интервью нашему изданию, Борис Алексеевич признался – у него никогда не было родины. Родился в Томске, и уже через несколько месяцев семья переехала к Азовскому морю. Война. Украина. Затем Казахстан, Венгрия, Узбекистан, Таджикистан. Кстати, в Средней Азии, еще будучи лейтенантом Советской армии, Борис Алексеевич стал художником официально – то есть был принят в Союз Художников Туркменской ССР. В конце 50-х Катков учился в Латвийской Академии художеств в Риге. В 60-х художник начал принимать участие в художественных всесоюзных, республиканских и других выставках и в это же время, наконец, нашел малую родину – Воронеж, которому остался верен до конца жизни.
С детства Борис Алексеевич мечтал стать врачом. По воспоминаниям близких, художник мог, только взглянув на человека, сказать, с чем именно связана его болезнь. Так и не воплотившись в официальной врачебной практике, его удивительный дар диагноста пригодился в искусстве портрета. Иногда отображение внутренней сущности того или иного героя настолько не совпадало с общепринятым мнением о нем, что окружающие говорили об ошибке. Но художник всегда оказывался прав, что признавали, прежде всего, те, чьи портреты он писал. Такова, например, история создания портрета Владимира Быховского. На картине образ архитектора невероятно застенчив и трогателен. Знакомые Каткова и Быховского уверяли, что оригинал будет возражать против такой трактовки своей личности. Тем сильнее было удивление, когда оказалось, что архитектору портрет понравился.
Помимо автопортретов, изображений жены и друзей (целой галереи художников, поэтов, композиторов, врачей, ученых), у Каткова очень много «незнакомцев» и «незнакомок». Кроме общего создателя, с опознанными собратьями их объединяет особая красота того, что в поэтическом языке называют одухотворенностью. Образы, созданные с помощью сангины, акварели, угля, завораживают не только большими глазами прекрасной формы или благородными чертами лиц, но и тем внутренним содержанием, которое безошибочно передавал портретист-диагност Катков.
Эпоха социалистического реализма, которая совпала с расцветом творческой жизни художника, в традиционном ее понимании у него в картинах не отражена. Некоторые произведения Каткова того времени дают ассоциацию скорее с фантазией на тему будущего. Таков, например, «Эскалатор» с его светлой, легкой, холодной цветовой гаммой, который вполне мог бы послужить иллюстрацией к антиутопическим романам первой половины 20 века или «Завтра снова будет солнце» с яркой жизнеутверждающей палитрой красок, которые сопровождают человека, когда он стоит на пороге новых открытий, раздвигая привычные горизонты. Однако, несмотря на отсутствие в творчестве Каткова так называемого «диссидентства», от некоторых работ советские худсоветы отказывались. Так для современного зрителя, наверное, навсегда останется загадкой, чем же не угодили идеологически невинный «Пейзаж с красными кораблями» или утраченная сегодня картина «Памятник раненым деревьям».
Конечно же, были и заказы. Он начал работать еще в армии, писал портреты однополчан. Но вскоре уже сложившаяся самобытность выплеснулась наружу, произошел резкий переход к нетривиальному творчеству. Поэтому в его случае практика заказных портретов и барельефов, украшающих различные Дома и Дворцы, носила скорее точечный характер – хоть и «на совесть», но художник делал это крайне редко и только по необходимости. Близкие вспоминают, что он не мог писать по просьбе, требованию или принуждению, пока сам не увидит что-то особенное в изображаемом. К любому своему произведению относился как к ребенку, расставался с большим трудом – поэтому продавал крайне редко, чаще дарил.
В 80-е и 90-е Борис Алексеевич пользовался псевдонимом «Гистрион», который почерпнул из творчества Франсуа Вийона. Гистрионами во времена средневековья называли народных бродячих актеров, и для него это слово стало обозначением многообразия и свободы – творческой и личной. Что характерно, в античности гистрионом называли актера, который мог сделать все – сыграть роль, соорудить подмостки, создать декорации – что называется «мастер на все руки». И это свойство тоже вполне заслуженно принадлежит Борису Каткову. Не рисовать, так лепить, не лепить, так пилить, шлифовать, экспериментировать с различными техниками и материалами. Руками художник умел делать все – от мебели до резных рам для собственных картин, причем последние не просто выполняют функции обязательного паспарту, а продолжают и завершают облик очерченных ими произведений («Портрет художника», например, и многие другие работы)
Не секрет, что в начале развития любого человека неизбежны те или иные влияния окружающих на его сознание. Но цельную, сформировавшуюся личность с осознанным художественным дарованием все эти воздействия не подавляют, а наоборот, дополняют. Что известно о художественных пристрастиях Каткова? То, что очень любил работы Сальвадора Дали и Виктора Попкова. Но, наверное, самое ощутимое влияние на творчество художника, так или иначе, оказали города и страны, где он оказывался. После возвращения из Риги художник Катков некоторое время находился под влиянием прибалтийской живописи. От этого периода остались «Воспоминание о Латвии» и целая серия, к сожалению, на сегодняшний день утраченных рижских акварелей. Время, проведенное в Средней Азии, отразилось в полотнах «Хаусхан», «Оазис», «Копетдаг» и многих других, в которых яркие длинные мазки и переливы цветовой гаммы создают удивительные изображения, полные насыщенных красок и солнечного света, напоминая о пейзажах Армении кисти Мартироса Сарьяна и среднеазиатских сериях картин Павла Кузнецова.
Несмотря на постоянные эксперименты с формой – вместо холста деревянная дверь («Каштанка») или синтетический ковер («Подарок другу»), активное использование аппликации (оконная рама в «Окне матери») – нередко позволяющие перебросить мост, способный соединить искусство и реальность, Борису Каткову удавалось вложить и в простую внешне форму ценное содержание, символ, посыл, который можно прочесть, если не с первого взгляда, то уж точно при повторном просмотре. Примером тому может служить «Лев на канате». Два изображения, напоминающие картинки из советского букваря или иллюстрации к сборнику рассказов о животных. На первом – лев осторожно пробирается по тонкому канату. Вокруг – ничего, кроме ясного неба. На втором – канат уже разорван, и, держась за два конца, огромный зверь беспомощно рычит. Эти изображения художник создал почти случайно – одна из знакомых попросила нарисовать что-нибудь связанное со львами. Простой картинки не вышло – получившееся у Каткова «что-нибудь» удивительно точно передает состояние современного мира, где каждый ходит по канату, который в любой момент может порваться, и тогда предстоит повиснуть над неизвестностью. Еще очевиднее хрупкость окружающего мира в «Апокалипсисе» – то же безмятежно-голубое небо и та же ежеминутная угроза существованию.
Еще в молодости, после травмы, полученной во время службы в армии, у Бориса Каткова был сильно деформирован позвоночник. Но, несмотря ни на что, художник создал множество прекрасных скульптур, самостоятельно поднимая тяжелейшие массы материала. Кстати, и здесь он пробовал многое – работал с деревом, экспериментировал с эпоксидной смолой, создавая не только портреты и памятники, но и произведения современного искусства – работы «Инсталляция», «Зов» и другие.
Он был уверен – каждый человек талантлив, а значит, каждого чему-то можно научить. Но сам преподавать в привычном смысле этого слова – выстраивая программу, продумывая наперед – не мог: увлекался, стремясь поделиться впечатлением. Правда, обучить рисованию детей все же удавалось. Кстати, их художник искренне любил, долгое время занимался исследованиями детских рисунков, воздействием цвета на психику, определением здоровья детей по их картинам. На основе полученных результатов в 1998 году разработал и запатентовал способ лечения цветом, а в 2001 году издал книгу «Тайны детского рисунка».
В этом году 18 января открылась девятая мемориальная выставка Бориса Каткова. Экспозиция «На ту сторону…» сейчас работает в музее имени Крамского, в стенах которого удалось собрать и представить великолепное собрание работ художника – более 200 произведений живописи, графики и скульптуры, выполненные в различных жанрах и направлениях. Но его присутствие можно ощутить и вне пространства музея. Ведь он, вместе с другими авторами, создал памятный знак в честь Воронежского добровольческого полка в Первомайском сквере, мемориал жертвам фашизма в Песчаном логу, памятник лесничему «Хранитель леса», который открылся в прошлом году в Новоусманском районе. Помимо этого, Катков известен и как театральный художник, оформивший около десятка постановок в театрах страны.
Так что удивительный Борис Катков – настоящий художник, неутомимый экспериментатор, изобретатель, педагог, диагност – остается рядом.
Надежда Конобеевская
