Я решил воспользоваться одним из самых противных журналистских приемов – начал работать над этим материалом вслепую, не зная, о ком пишу и что пишу. Знал только одно – зачем пишу. Дело в том, что мне рассказали про «Точку N» – это такой в нашем городе появился недавно молодежный экспериментальный театр-студия. Мне сказали, что люди там полностью посвящают себя сцене и делают это легко, с энтузиазмом, временами порывисто и даже отчаянно. Я подумал, что это либо халтурщики, либо гении. Ну, и пошел посмотреть их первый спектакль.
Постановка называлась «У ковчега в восемь». В 2006 году одно из немецких издательств предложило театрам создать спектакли для детей на религиозную тему. Немецкий актер, режиссер и драматург Ульрих Хуб обратился к сюжету о всемирном потопе. На его основе драматург создал притчу о дружбе, любви к ближнему, вере и безверии, сразу же завоевавшую признание и получившую приз как лучшая детская пьеса Германии. Однако ее проблематика оказалась настолько шире рамок детской пьесы, что пьесу «У ковчега в восемь» с огромным успехом ставят «взрослые» театры Европы и России.
На ковчег, как известно, каждые твари могут попадать исключительно парами – таков устав. А вот пингвинов оказалось трое, и, будучи друзьями, они решили, что выбирать промеж себя неудачника – занятие неблагодарное, скорее даже неблагородное. Впрочем, поначалу все же хотели принять правила игры и отцепить одного, но (почти) детскую непосредственность, идущую об руку с тем самым благородством, на деле можно выдать за подвиг, и без фальши. Пусть в забавном, и не слишком экзистенциальном ключе.
Окунемся самую малость в обобщенное настоящее.
Некоторое время назад бывший актер и режиссер воронежского ТЮЗа Игорь Трубин и руководитель студии брейк-данса Вадим Кузьмичев создали «Точку N». Друг и помощник интернет в формате «о нас» целью данного театра уверенно обозначил «поиск новых форм, эксперимент и соединение несоединимого». Короче, стандартный (простите) набор, который имеется в любом печатном пресс-релизе и выведен на главные страницы сайтов аналогичных организаций. Поэтому мне вначале подумалось, что я имею дело с очередным авангардом, стремящимся не столько создавать хорошие спектакли, сколько отклоняться от традиционных театральных направлений. История знает немало примеров, когда отщепенцы и радикалы пытались самостоятельно создать что-то свое, обособленное от привычных канонов и условностей. Но в большинстве случаев им то не хватало денег, то недоставало таланта. Но Воронеж сегодня стал способен от раза к разу выдавливать из себя меценатов для тех или иных театральных новообразований. И многие театралы этим пользуются – цепляются за плавники финансовых китов, за которыми потом так и плывут балластом-паразитом, иногда долгие годы. При этом интервью таковых деятелей обычно изобилуют трагичными рассуждениями о том, сколь туп сегодняшний зритель и сколь скуп нынешний спонсор.
Спустя некоторое время я понял, что все написанное выше – вообще не про «Точку N». Такие дела, сказал бы Воннегут.
Зрителей в подвальчике (не самом благоустроенном и отнюдь не уютном) на улице Куколкина вмещается порядка пятидесяти, перед началом действа им раздают зажигалки, в которых не надо зажигать огонек, а следует включить встроенные фонарики и светить на актеров. А на сцене – про великий потоп. И темновато, подвал же. Одним словом, ад. Ноутбук выведен на акустические колонки, из них звук – фоновый, атмосферный.
На сцене появляются молодые актеры, родившиеся на стыке восьмидесятых и девяностых, два парня, одна девушка – вроде как пингвины они. Через минуту точно, уже совсем пингвины. События развиваются чересчур быстро, а черно-белые птицегерои успевают обозначить фабулу, сыграть ссору и выдать настоящую дружбу.
Зрители расселись по периметру в двух-трех метрах от места действия, каждый второй взгляд актеров, каждая третья фраза обращены к ним. Близость непосредственна, а контакт едва не тактилен. Скептик, жаждущий узреть страх в глазах пингвинов или желающий самодовольно усмехнуться, уловив шероховатости в актерской игре, посрамляется – перманентно, от начала и до конца действа.
О нет, придраться очень даже есть к чему!
Но тут случается сопричастность вопреки, рождается вовлеченность помимо воли и возникает приятный дискомфорт от неожиданности. А неожиданно то, с какой трепетной свободой исполнители работают. Они даже не работают, они наслаждаются – в том числе своими ошибками, которые «Точка N» не пытается выставить тонкостями замысла, однако умеет подать их в качестве достоинств.
Так или иначе, три пингвина на борту ковчега, где голубь, забывший взять себе пару, работает не то секретарем, не то кладовщиком, не то менеджером. Нехитрая коллизия (которая, казалось бы, непременно должна свестись к философской софистике) разрешается простым и в чем-то даже примитивным аллюром. Раскрывать сюжетный ход было бы некорректно по отношению к театру, однако стоит сказать, что легкий, неглупый, незамысловатый, мягкий и праведный, но оторванный от религиозной диалектики финал рождает в сознании и в душе непривычное и приятное чувство.
Перед тобой, маскируясь несерьезностью, разыграли более чем серьезный спектакль.
Молодые ребята разыграли. И сыграли. Они, конечно, давят на психику, но не монструозным сценарием, и не агрессивной манерой исполнения. Актеры просто настолько рядом, что в какой-то момент начинает складываться впечатление, что ближе их у тебя никого уже нет.
Ребята отлично поют, танцуют, движутся по сцене (впрочем, технологически – это никакая не сцена) с неистовством, тут не хаос ради хаоса, не шаманское воззвание к бессознательному. Тут другое – ровно там, где бескомпромиссный экспериментатор жестко надавит на обнаженную рану, «Точка N» добродушно улыбнется и… подует на нее.
Ладно, хватит уже об эфемерных и локальных достижениях!
Точка N живет сама. Самобытно, самостоятельно – речь и о деньгах, конечно же. Немало было и остается небольших театров в нашем мире, которые в период кризиса финансового или идеологического олицетворяют собой способность отмежеваться, дабы работать и творить. Как оказалось, «Точка N» все это умеет. И набирать (пусть небольшую) труппу, и выступать, и платить деньги своим актерам – умеет, да. Эта практика непроста, особенно ежели оглядываться на прецеденты, в ходе которых лозунги самостояния покоятся на мощной поддержке извне. Да в этой поддержке, в сущности, нет ничего дурного. Худо, когда окромя ее ничего нет.
А фонарики в зажигалках – не просто интерактив, позволяющий во тьме осветить то, что угодно зрителю. Сидели бы мы и дальше вдоль стен, если бы труппа в финале не вытащила на сцену всех и каждого. Но это не просто такой прием, которым драматург жаждет замылить взгляд неискушенной публики. Это не какая-то оргия, которой иной раз успешно подменяют искусство.
Это все та же игра со зрителем – мягкая и одновременно страстная, но без давления, манипуляций и эпатажа.
Пишу не о шедевральности и новаторстве; все больше о парадоксе. Живешь вот так, покупаясь на рекламу заезжих коллективов с громкими фамилиями, и не видишь в непосредственной близости другого – того, что просто и интересно. Кстати, и билетов на представлении не было – просто шляпу пронесли перед нами, зрителями – кидай, сколько актеры заслужили. И свою снимай, разумеется – если спектакль понравился.
Точка N», судя по всему, способна найти что-то новое, даже в пределах того, что кажется мелочью. Но вот сам маленький коллектив на воронежском театральном пространстве мелочью уже не кажется.
Мышь грызет слону пятки, а хороший театр, каким бы скромным он не выглядел, в слоне не нуждается.
Александр Вихров
фото из архива театра-студии «Точка N»
