Судьба как жестокий романс

Кто из русских композиторов, надев ордена и медали, может встать в один ряд с героями Отечественной войны 1812 года? И есть ли среди них такие, чей всего один «музыкальный шедевр», принес мировую славу? И, наконец, найдем ли мы судьбу более драматичную чем у него: со взлетами и падениями, предательством и унижениями? Какой еще российский композитор прошел через гражданскую казнь, был объявлен государственным преступником, отбыл долгие годы ссылки? Ответ один: это Александр Александрович Алябьев.

Еще при жизни он стал известен как автор «Соловья», которого знали все – и в России, и за рубежом. Но его остальное огромное музыкальное наследие, как и биография долго еще оставались в забвении. Первый очерк о творчестве композитора появился только в 1912 году, спустя шесть десятилетий после смерти, а рукописи, ноты, документы, весь «музыкальный архив» обнаружили еще позже, в конце 1940-го года.

Алябьев из того поколения, чья юность и молодость мчались под парусами, наполненными ветром надежд и свободы.

Он принадлежит России, всему миру. И немного нам, воронежцам.

Повод для того, чтобы вспомнить об этом, самый подходящий: 15 августа исполняется 225 лет со дня рождения русского композитора Александра Александровича Алябьева, русского офицера, героя битв с армией Наполеона.

Перенесемся мыслью в XIX век. Воронеж. 1819-й год. Ранняя весна. Кругом грязь. Улицы замостят только через 5 лет. Темно. На весь город лишь 143 фонаря. Светильники на масле появятся в 1822 году. Ни одного памятника. Ни одного сквера. Ни одной местной газеты. Улицы с названиями, которые соотнести с современными удается не каждому: Большая Дворянская, Малая Дворянская, Мещанская, Московская, Большая Девицкая, Большая Петровская…

Нет ни Троицкого кафедрального собора, ни Покровского монастыря, ни Чугуновского кладбища…
А вот Воскресенская, Вознесеновская, Ильинская, Никольская церкви помнят его приезд… Помнит и «Воронежский дворец» (теперь художественный музей), и дом Тулиновых (там сегодня центр научно-технической информации), и духовная семинария (монтажный колледж), и дом губернатора, и дом коменданта А.И. Хрущова, и почтовая контора, и, конечно, барский дом сестры в Репном… Все они помнят, как прибыл в Воронеж тридцатидвухлетний холостяк, штаб-ротмистр А.А. Алябьев, назначенный адъютантом командира 4-го резервного кавалерийского корпуса Николая Михайловича Бороздина. Воспринял он этот приказ даже с радостью. О Воронеже с любовью рассказывал Денис Давыдов (здесь наместником был когда-то его дед – Евдоким Алексеевич Щербинин). Здесь живет сестра Варенька, младше его на 9 лет с мужем Николаем Александровичем Шатиловым, камер-юнкером двора, титулярным советником и кавалеристом, старым приятелем Алябьева. Кстати, Николай Шатилов был сослуживцем Александра Грибоедова, они вместе были в штабе генерала А.С. Кологривова, гусарами в Московском и Иркутском полках. Поговаривали, что автор «Горя от ума» образ Репетилова списал как раз со своего знакомого Шатилова. В Воронежской губернии и общий их знакомый – помещик Тимофей Миронович Времев, соратники – дворяне Павел Иванович Тевяшов, братья Бедряги Михаил и Николай, прославленные герои, воспетые в стихах Кондратием Рылеевым, Денисом Давыдовым. Все они – и знакомые, и родственники – большие любители искусства, с удовольствием устраивают драматические постановки, концерты. Одним словом, свои по сердцу. Так что Александр пребывал в хорошем настроении.

Долгожданная встреча с родными. Красавица племянница Софьюшка, ей всего пять лет, песенки напевает, да так мило! А дядя на фортепиано играет. Семейная идиллия! И не знает пока девочка, что через шесть лет на их семью обрушится большое несчастье: папеньку и любимого дядюшку обвинят в убийстве. И хотя вина не будет доказана, отправят их в острог далеко-далеко в Тобольск. И родная тетушка Екатерина Александровна последует за братом, будет ему опорой, скрасит нерадостные дни. А потом ее сменит тезка из рода Римских-Корсаковых – вдова Офросимова. И, несмотря на то, что она моложе дядюшки на 16 лет, полюбит его неземной любовью до гроба, как поют в жестоких романсах. Плохо, что детей своих бог им не даст. Но супруги воспитают девочку, взятую грудной после смерти отца В.В. Пассека, проживающего в Тобольске с многочисленным семейством.
И никто тогда в семье Шатиловых не предполагал, что детей осужденного преступника под опекунство возьмет воронежский губернатор Д.Н. Бегичев, будет хлопотать о сокращении его срока наказания, а по возвращении из ссылки даст ему работу в своей канцелярии. А пока дядюшка Александр с умилением смотрел на малышку-племяницу. Возможно, хотел предугадать ее судьбу…

Через 10-15 лет она будет блистать на балах, выйдет замуж за молодого барона Сталь Александра Карловича фон Гольштейна, командира лейб-гвардии Гродненского гусарского полка (в котором, кстати, служил М.Л. Лермонтов). И не будет ревновать супруга к императрице Александре Федоровне, которая в Аничковом дворце в танцах всегда выбирала его в партнеры. Когда Софья Николаевна вернется в Воронеж, то займется организацией благотворительных концертов. Обладая прекрасным голосом, умением петь в итальянской манере, она разучит многие романсы дяди. Вспомнит и тот, который он подарил ей к 18-летию «Предчувствие» на слова А.С. Пушкина.

«Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливой бедою
Угрожает снова мне…
Сохраню ль к судьбе презренье?
Понесу ль навстречу ей
Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей…»

Софья сумела «заразить» музыкальным просветительством свою невестку Софью Федоровну, жену старшего сына Николая, дочь Аннет Олениной (некогда возлюбленной Пушкина) и Ланжерона. Затем с ними будет петь родственница Клавдия Андреевна Сталь фон Гольштейн, заявившая о вокальном своем таланте еще в пансионе у Цицилии Депнер. В будущем она возглавит местное отделение Русского музыкального общества. Концерты с участием певиц проходили регулярно, начиная с 1850 года. Софье Николаевне помогала их организовывать Елизавета Лукинична Бедряга, дочь бывшего воронежского вице-губернатора Л.С. Кологривова. Собранные деньги передавались в Александринский приют.

Так, благодаря племяннице Алябьева в Воронеже стало развиваться музыкальное просвещение.
Все это будет потом… А пока дядя и племянница мирно музицируют. Беда еще не стучится в дверь. И, наверное, он ей рассказывает о своем детстве, о дедушке, бабушке, о Тобольске. Давайте и мы обратим взор в прошлое.

Личность, характер, как известно, во многом определяет уклад семьи. Каким же было детство Саши? Кто его родители? Дворянский род Алябьевых старинный. Предки композитора занимали важные посты. Отец – Александр Васильевич был вице-губернатором Перми, а в 1787 году, когда ему было чуть более сорока лет, получил назначение на пост губернатора Тобольского наместничества, куда и прибыл по весне с женой Анной Андреевной, урожденной Новиковой, близкой родственнице русского просветителя, издателя времен Екатерины II, заточенного в Шлиссельбургскую крепость за вольнодумство. Супруги прибыли с детьми – сыном Василием, дочерьми Авдотьей и Екатериной. Летом в августе родился второй сын Александр, герой нашего повествования.

Тобольск в то время считали столицей Западной Сибири, воротами в суровый край изгнанных злодеев, головным этапом ссылок. Энергичный молодой губернатор сразу же проявил внимание к вопросам образования и просвещения края. При нем в Тобольске открылись Главное народное училище, ставшее центром культурной жизни всего наместничества, и публичный театр. Усилиями А.В. Алябьева была открыта первая в Сибири частная типография купца Корнильева, стал выходить один из первых провинциальных литературных журналов «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» иными словами «вдохновляющий». Редактором стал ссыльный Панкрат Платонович Сумароков, родственник известного драматурга и баснописца, директора первого в России профессионального театра А.В. Сумарокова. Читателями этого журнала стали жители Сибири и Урала.

В семье Алябьевых царил культ любви к книгам и музыке, учебе придавалось важное значение. Дети обучались в домашней обстановке, проявляли хорошие познания в науках, владели несколькими языками. Их учили также пению и игре на фортепиано. Сейчас трудно установить, кто был учителями юного Саши Алябьева, несомненно, один из них – вышеуказанный П.П. Сумароков, талантливый журналист, литератор, да еще скрипач и пианист. Ну, а то, что ссыльный… Глава семейства умел ценить ум, к иным убеждениям был терпим.
Спустя три года в 1790 году, следуя по этапу в сибирскую ссылку, в Тобольск прибыл русский писатель-революционер А.Н. Радищев. Смертная казнь была заменена на десятилетнее пребывание в Илимском остроге, где держали самых опасных государственных преступников. Более полугода Радищев пользовался гостеприимством губернатора, общался свободно с местной интеллигенцией, участвовал в праздниках, званых обедах, вечерами бывал в театре. Государыня императрица выразила губернатору свое возмущение, но уважительное отношение Александра Васильевича к опальному литератору не изменилось.

Вот такие примеры принципиальности были перед глазами Алябьева-младшего с детства. Отец учил детей иметь свое мнение, не пресмыкаться, не кривить душой, быть честными.

Тобольск стал для них родным городом, но его пришлось покинуть. В 1795 году семейство переехало в Астрахань – центр Кавказского наместничества. Алябьев-старший был назначен правителем. В это время шла война России с Персией, он обеспечивал снабжение русской армии провиантом.

Через год семья оказалась уже в Петербурге. Отцу присваивается звание тайного советника, он становится сенатором и далее президентом Берг-коллегии (Горного ведомства), руководителем Горного училища и Монетного департамента. Каков объем работы! Только исключительная работоспособность, организаторские способности помогли со всем справиться.

А в доме его ждала дружная семья (детей было уже восемь человек: шесть дочек и два сына). Младшему Саше исполняется 14 лет и 16 апреля 1801 года его зачисляют на гражданскую службу по Горному ведомству, унтер-шихтмейстером в «чертежную». Служба его не тяготила, было время и для светских развлечений, и для занятий музыкой, и для посещения театров. Своим искусством завораживали «звезды» русского искусства тех лет: Елизавета Яковлева (Садунова), Василий Самойлов, Екатерина и Нимфодора Семеновы, Даниил Кашин, Александра Каратыгина, Мария Вальберхова, Яков Шушерин и многие другие. На сценах идут комические оперы, пышные трагедии… На афишах имена Озерова, Кавоса, Титова, Аблесимова, Гайдна, Моцарта, Керубини…

И в этой духовно-возвышенной атмосфере у молодого Алябьева формировались эстетические вкусы и предпочтения. Он начинает серьезно заниматься музыкой. Кто был его учителем? Документально подтверждено – молодой австриец Иоганн Миллер. У него занимались и Грибоедов, и Верстовский, и Михаил Виельгорский.

Через год занятия прекратились, так как семья вновь поменяла место жительства. В 1803 году А.В. Алябьев числится уже сенатором Межевого департамента в Москве. Сын Александр переводится в Берг-контору и тоже покидает Петербург. Он повышается по службе, возобновляет занятия музыкой, теперь уже композицией.
В те годы очень популярным стало домашнее коллективное музицирование. Профессиональные музыканты вместе с дилетантами (так называли любителей музыки) собирались вместе, чтобы порадовать друг друга и зрителей новыми сочинениями, собственными и других авторов. Особенно интересно проходили музыкальные собрания у В.Ф. Одоевского, В.А. Всеволожского, Матвея и Михаила Виельгорских. Алябьев был желанным гостем, ведь он слыл хорошим пианистом, импровизатором. Сколько впечатлений для семнадцатилетней души!

Позже в 1810-11 годах стали печататься его полонезы, вальсы, мазурки, романсы. Кто же был его наставником в композиторском искусстве? Возможно знаменитый ирландец Джон Фильд, в 1811 году он жил тоже в Москве. Это был талантливый педагог, среди его учеников прекрасные пианисты, композиторы Гурилев, Дюбюк, Верстовский… Во всяком случае, такое предположение допустимо, ведь почему-то свой Большой полонез Es-dur – первое крупное инструментальное произведение Алябьев посвятил именно ему.

Алябьеву 23 года. Он в водовороте творческих планов, новых знакомств, полон сил. Но это радостное время омрачила тень войны. 12 июня 1812 года армия Наполеона перешла границы России. С иронией А.С. Пушкин подметил лжепатриотизм московской знати в своей повести «Рославлев»: «Кто высыпал из табакерки французский табак и стал нюхать русский, кто сжег десяток французских брошюрок, кто отказался от лафита и принялся за кислые щи. Все заклялись говорить по-французски, все закричали о Пожарском и Минине и стали проповедовать народную войну… собираясь на долгих… в саратовские деревни».

Но Алябьевы проявили себя иначе. Отец сформировал из крестьян своего имения в селе Никольском Волоколамского уезда партизанский отряд, который во главе со старостой перебил, взял в плен около 600 французских солдат.

В первые же дни войны, 14 июля двадцатипятилетний Александр Александрович Алябьев добровольцем сменил мундир чиновника на казачий кавалерийский. Один за другим уходили на войну друзья и знакомые: Петр и Михаил Чаадаевы, Иван Якушкин, Александр Грибоедов, Николай Шатилов, будущий шурин. Воин-музыкант был храбр, участвовал в боях при реке Березине, в Германии, Австрии, Франции. Марши, перестрелки, сражения. Был ранен в руку (для пианиста могло обернуться трагедией). По личной настойчивой просьбе добился перевода в партизанский отряд Дениса Давыдова, талантливого писателя, военного, преданного в дружбе и любви, дерзкого в битве, смелого в поступках, одним словом – кумира многих молодых офицеров. Алябьев входил в ближайшее окружение Давыдова, включался в самые опасные операции. В своих «Записках» Денис Васильевич вспоминает один эпизод, раскрывающий душевные качества Алябьева. В результате придуманной тактики и смелости бойцы Давыдова взяли укрепленный Дрезден. А задумано было другое: командующий дивизией Винценгероде должен предстать в ореоле победителя. И… вместо благодарности командира за эту «инициативу» отстранили от командования.

В знак протеста отряд покинул и Алябьев. Давыдов вспоминал: «Алябьев поехал со мною; он не имел команды и потому был свободен, но служба… предоставляла ему случай к отличию и награждениям, езда со мною – одну душевную благодарность мою; он избрал последнее». Этот поступок говорит о многом.

Новый пункт армейской службы – Кобрин, Иркутский гусарский полк. Встреча с Грибоедовым, мечтавшем об участии в боевых действиях, но вынужденном служить в тылу. Их отношения перерастут в крепкую дружбу. Встречаясь, друзья говорили о музыке и о политике. К ним присоединялся поручик этого же полка Николай Шатилов, недавно женившийся на сестре Алябьева Варваре.

Алябьев встретился в полку и с Николаем Ильичом Толстым, отцом великого писателя. В повести «Детство» зафиксировано свидетельство этой дружбы: «Он любил музыку, певал, аккомпанируя себе на фортепиано романсы приятеля своего А…» Понятно, кто скрыт под этим инициалом.

Летом 1813 года Алябьев зачислен в Ахтырский гусарский полк, с которым отличился в боях у Лейпцига. Ахтырские гусары гнали Наполеона до Рейна, вступили на землю Франции. В декабре командиром полка становится Денис Давыдов. Под его началом гусары дошли до Парижа. На войне судьба сблизила Алябьева с героями, генералами Н.М. Бороздиным, В.П. Оболенским, А.С. Кологривовым, будущими декабристами Александром Бесстужевым, Петром Мухановым, Николаем Оржицким. И он дорожил этой дружбой. На их слова будут созданы прекрасные романсы. За свои боевые заслуги композитор получил два ордена Анны 3-й степени, Владимира 4-й и медаль в честь победы. Он выполнил свой долг перед Родиной с честью. Родственники с гордостью говорили: «Так нужда его переменила, коль вышел преисправный и храбрый офицер».

В заграничных походах Алябьев не пропускал случая сходить в театр, пополнить свой музыкальный мир. На службе в «гусарской вольнице» царил мятежный дух, протест против политического гнета, крепостничества, здесь порой произносились крамольные мысли. Гусары – «рыцари лихие любви, свободы и вина», – говорил о них Пушкин. Алябьев и его однополчане этому определению соответствовали.

Осенью 1814 года эскадрон Алябьева, входивший в конно-егерский полк, прибыл в Старую Руссу под Москву. Возвращаться к чиновничьей службе Александр не захотел, решил остаться военным. Рассчитывать на материальную поддержку родных стало невозможно. Когда Наполеон подходил к Москве, они уехали в Казань. Там скончалась мать. Отец писал: «Вся моя семья, просто сказать в чем ходила, в том и вышла, более одного платья у каждого с собой не взято, а протчее все наше имение движимое оставлено было в Москве и французами разграблено».

Алябьеву удавалось находить время среди военных будней на поездки в Москву и Петербург для осуществления своих музыкальных проектов. Он много сочинял, его произведения исполнялись. Композитор успешно заявлял о себе не только в жанре вокальной лирики, но и в области театральной, камерно-инструментальной музыки. Творческие пути сблизили его с драматургами А. Шаховским, Н. Хмельницким, А. Писаревым, баснописцем И. Крыловым, музыкантами А. Верстовским, Л. Маурером, певцами П. Булаховым, Н. Репиной, поэтами В. Жуковским, Ф. Глинкой.

И вот в феврале 1819 года – назначение в Воронеж. О нем мы рассказали выше. Служба здесь шла успешно, через год его произвели в капитаны, а когда Воронеж посетил Александр I и произвел войсковой смотр, то отличившегося на учениях Алябьева перевели в лейб-гвардии конно-егерский полк.

С точки зрения творческой тоже все складывалось удачно. Н.М. Бороздин поощрял музыкальные интересы Алябьева, сам любил музыку, часто отпускал его в столицу по делам театральным и концертным. Второй адъютант князь С.И. Давыдов – любитель искусства, хорошо играл на фортепиано, сочинял стихи, переписывался с композитором А.Н. Верстовским. Общие интересы сблизили сослуживцев. Так, родился их совместный романс «Трубадур».

В воронежский период с 1819 по 1823 год написана музыка к водевилям «Деревенский философ», «Медведь и Паша», «Три сестры – невесты»; романсы: «Прощание гусара» (сл. Н. Оржицкого), «Погасло дневное светило» (сл. А.С. Пушкина), «Вижу, бабочка летает» (сл. П. Шаликова); оперы «Лунная ночь, или Домовые», «Новая шалость, или Театральное сражение» (совместно с Маурером и Верстовским); музыка к спектаклю «Кавказский пленник» (по А.С. Пушкину); пьесы для валторны, струнного квартета и фортепиано. На воронежской сцене водевили с музыкой Алябьева увидят свет в 1840-50-е годы.

И все-таки искусство пересилило. В 1823 году Алябьев ушел в отставку и полностью отдался творческой работе. Но впереди его ждали испытания и потрясения. Как он с ними справился, не потерял себя, продолжал сочинять, работал даже в тюрьме расскажут многочисленные книги. Обратитесь хотя бы к исследованиям известных музыковедов: Б.С. Штейнпресса, кандидата искусствоведения, автора-составителя многих музыкальных энциклопедий, или Б.В. Доброхотова, сотрудника Центрального музея музыкальной культуры им. М.И. Глинки. А сколько открытий ждет вас в материалах Ю.В. Воронцова, воронежского краеведа! Но еще лучше послушать произведения А.А. Алябьева. В библиотеке искусств немало звукозаписей романсов на стихи Пушкина, Огарева, Дельвига, Арапова, Жуковского и др. поэтов. Есть уникальные записи духовных хоров, театральной музыки. И, конечно, – знаменитый «Соловей» на сл. А. Дельвига.

Разумеется, таких певиц XIX века, как Полина Виардо, Прасковья Бартенева, Генриетта Зонтаг мы не услышим, зато великолепные голоса лучших исполнительниц XX века найти возможно. Есть редкая запись 1905 года несравненной Антонины Васильевны Неждановой, заслуженной артистки РСФСР Деборы Пантофель-Нечецкой, заслуженной артистки Украинской ССР Ламары Чконии. И возможно, вам захочется пройтись по тем местам, где бывал Алябьев. И вы найдете улицу его имени в Репном.

И тогда, образ юбиляра встанет перед вами во всей полноте. Еще одно «белое пятно» в вашей музыкальной памяти будет ликвидировано. Как говорил А.С. Пушкин, любимый автор Алябьева, «гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие».

Надежда Красикова