В последнее время от людей творческих профессий все чаще слышатся упреки в адрес журналистов – особенно, когда дело касается интервью. Мол, вопросы они задают неинтересные, общие, в которых так и сквозит некомпетентность. Поэтому вести такие диалоги (тем более, для публичного распространения) актерам, художникам, поэтам и композиторам совершенно не хочется. Но приходится, поскольку выбора просто нет, а творческие профессии в любом случае предполагают какое-то медийное сопровождение. Все эти разговоры подтолкнули нас к идее создания новой постоянной рубрики «Сами с собой», где творческим людям предоставляется право придумать и задать вопросы самим себе самостоятельно – и, соответственно, ответить на них так, как они считают нужным. Таким образом, результат – окажется ли та или иная личность интересной для читателей – будет полностью зависеть только от гостей рубрики. В этом номере разговоаривает сам с собой директор художественной галереи Х. Л. А. М. Алексей Горбунов.
– О чем ты хочешь себя сегодня спросить?
– Спросить и поразмышлять. Например, об искусстве, о современном изобразительном искусстве.
– А с чего это ты в последние годы вдруг так озаботился современным искусством?
– Если и озаботился, то не вдруг. Все уже было слишком очевидно.
– В «нулевые» годы экспозиции в воронежских выставочных залах практически не отличались от того, что мы видели в выставочных залах 60-80-х гг. Эта консервация искусства всегда меня угнетала. Мне рассказывали, как один московский художник, который ведет обычно замкнутый образ жизни, в позапрошлом году попал как-то в ЦДХ на Всероссийскую выставку сельского хозяйства. Он вдруг стал быстро подходить к работам поближе, чтобы всмотреться в год их написания, и изумленно восклицать: «Не может быть!» Там было проставлено – 2007 г., 2008 г., 2009 г. Казалось, что в искусстве (по форме) полностью остановилось время, вдобавок на картинах и реализма-то никакого не было. А были – веселые доярки, крашеные избы с иконами, косцы с косами. С другой стороны, после угасания в конце 70-х-начале 80-х имперского стиля, в искусство на место заказных идеологических полотен и пейзажей пришел в свою полную мощь салон, с его угадыванием и высчитыванием вкуса потребителя, а также милые дизайнерские работы и те же самые пейзажи. Как будто человек нуждается только в умилении и благости. Картина «для кухни», картина «для прихожей», картина «для гостиной». Вот это сведение искусства к унификации, которая сродни тотальному уличному, интерьерному и медиа-гламуру и китчу, и вызывает у человека несогласие. Так что «квартирники» молодых воронежских художников в середине «нулевых», открытие галереи современного искусства в Воронеже в январе 2008 года с десятками выставок, последующее формирование в 2009 году воронежского центра современного искусства и активная деятельность всех сторонников нового искусства – абсолютно естественные вещи. Только нужно было осуществлять все это раньше, много раньше.
– Почему люди до сих пор так часто испытывают смутное неудовольствие, а иногда и явное раздражение при соприкосновении с современным искусством?
– Не знаю. Возможно, прячутся от самих себя. Кроме того – сильнейшая инерция, интеллектуальная лень. Но чаще имеешь дело просто с равнодушием. А вот это как раз вполне нормально. Ибо любой вправе быть равнодушным, например, к передвижникам или, скажем, к барокко. А раздражение и даже гнев по отношению к современному искусству, которые испытывают многие, вызваны, мне кажется, не столько, быть может, новой и чуждой человеку эстетикой или ходом мысли художника, сколько чем-то другим, побочным. Вообще этим твоим вопросом я задаюсь часто и задаю его не только себе, но и другим. Например, недавно один молодой художник ответил на вопрос так: «Хотят от искусства волны экстаза или лихой критики (думаю, что под лихой критикой он подразумевал назидание в виде какого-нибудь плоского символа). А тут… Это как прийти в магазин и вместо колбас найти черепа в миниатюрах на библейскую тематику».
– Кто из посетителей выставок современного искусства по твоим наблюдениям является наиболее благодарным зрителем?
– Люди, которые вообще знакомы с искусством. И у которых вдобавок выработалась потребность в новом искусстве. Для них и в литературе, и в поэзии, и изобразительном искусстве интересен автор не тот, который довольствуется чем-то плоским, не тот, который тебе поддакивает и желает тебе понравиться. У этих посетителей, кстати, гораздо больше вопросов, чем ответов. Эти люди нуждаются в непосредственном и странном собеседнике – в новом искусстве. И, представь себе, им весело и интересно жить.
– Почему во всем мире есть просто искусство, то есть нет разделения искусства и современного искусства, а в России есть?
– Это противопоставление у нас формировалось многие десятилетия при помощи внушения и вульгарнейшей критики, критики живого в искусстве. Особенно искусствоведы от ВКП(б) активизировались после объявленной войны «формализму» в тридцатые годы. Много раз всеми подчеркивалось удивительное сходство эстетических пристрастий и идеологических требований к искусству у германского и советского руководства 30-х годов.
Только в Германии этот период запрета на новое искусство длился 12 лет, а у нас в стране – более 60 лет. Лексикон тоже совпадал: если у Геббельса соответствующие художники были «шулера, ублюдки и дегенераты», то точно такие же эпитеты в адрес представителей современного искусства можно услышать в России и сегодня. И такие «неистовые ревнители» то и дело попадают впросак. Ведь очень часто именно «сумбур» является искусством. В России же этот «сумбур» не является искусством, а становится им или может стать. Лет через 30-50. И вот только тогда перед этим произведением начинают закатывать глаза и говорить: «Так это же…» И примеров тому – тьма. К счастью, всегда находятся люди, которые сразу же, а не через 30 лет, в том, что «вместо музыки», распознают искусство. И должен заметить, что как бы они, эти ревнители, ни ругались, искусство и его развитие остановить не удастся. Ведь «широк человек», и пока до конца никто не сузил.
– Как ты думаешь, что заставляет человека заниматься современным искусством?
– Я хочу говорить о счастливом случае, когда человек не «начинает заниматься» современным искусством, а просто является свободным, образованным, прямостоящим человеком. Он, к примеру, овладевает академическим рисунком (это не обязательно, ведь современное искусство – это отнюдь не только живопись) как одним из многих языков и дальше действует по своему усмотрению, используя фигуратив или нет.
Приведу в качестве ответа на твой вопрос высказывание одного молодого художника: «Это естественное проявление активности, это мой способ общения с реальностью».
– А как же «прекрасное»?
– Но современное искусство не занимается категорией «прекрасного».
Оно, это прекрасное, может присутствовать в работе, а может отсутствовать. Одной из главных категорий здесь является «размышление». Может быть, еще и поэтому это искусство непопулярно и для многих неприятно.
– Задаешь ли ты «своим» художникам вопросы?
– Да, недавно спросил у одного очень перспективного художника: «Есть ли, кроме скуки, причина, по которой ты не занимаешься реализмом в общепринятом в Воронеже смысле?» Он ответил: «Потому же, почему я хожу по улице в кроссовках, а не в лаптях, езжу на работу на машине, а не в карете, ем сэндвич, а не пареную репу».
– Можешь ты пофантазировать и сказать, какое соотношение современного искусства и искусства с сохранением традиций было бы оптимальным для России, для Воронежа?
– У нас немного осталось художников, которые занимаются именно сохранением тех или иных традиций. А произведений искусства традиционной школы не помешало бы иметь больше, чем есть сейчас. И современного, разумеется, тоже. Кроме того, сегодня художник может блюсти не только традицию русской реалистической живописи XIX-го века, но и традицию экспрессионизма вообще, традицию абстрактного экспрессионизма, русского импрессионизма, русского лирического абстракционизма, поп-арта, искусства московской концептуальной школы и т. д. Но повторюсь: и традиционное, и современное искусство вытеснил китч. Добавлю, что у нас есть художник (и не один), который считает, что искусство вообще не может заниматься сохранением традиций. Это занятие (сохранение традиций) называется или должно называться как-то иначе.
– Появились ли за эти три с лишним года работы галереи Х.Л.А.М. в Воронеже коллекционеры современного искусства?
– Не появились, но поглядывать в эту сторону стали.
– Вот ты хоть и немного, но знаешь коллекционеров современного искусства из Липецка, Москвы. Как тебе показалось, что ими движет?
– Мне известно, что у них нет мотива вложения денег. Для них искусство – это страсть и совершенно особое счастье. Это намного сильнее денег, яхт и должностей. Разницы между коллекционированием традиционного и современного искусства здесь нет – это вопрос исключительно вкуса коллекционера. Внутренний импульс один и тот же.
– Что ждет Воронеж в той области, о которой я с тобой беседовал?
– Я неожиданным образом попробую на минуту побыть оптимистом. Мне кажется, что в Воронеже есть (или появляется) понимание, что город может стать интересным и по-настоящему привлекательным не за счет строительства больших магазинов, а за счет насыщенной и очень разнообразной культурной составляющей и, соответственно, культурного туризма.
Что город может стать современным.
