От редакции
Так уж сложилось, что о деятельности Михаила Бычкова в Воронеже говорят либо хорошо, либо ничего. Журналисты и критики в данном случае не исключение, лишь мотивы у них разные. Одни сочиняют исключительно панегирики из боязни лишиться бесплатных пригласительных на Платоновский фестиваль, другие всерьёз полагают, что Камерный – это окаменевший осколок мировой театральной добродетели, некое эталонное мерило, что-то вроде образца нашего чернозёма, запаянного в капсулу и хранящегося в парижской палате мер и весов. Мы же полагаем, что поскольку новое здание Камерного театра стало объединять в себе множество творческих и необыкновенно живых процессов, то неравнодушное (пусть даже и критическое) слово будет для этих самых процессов куда как полезнее, чем очередной эпистолярный одобрямс.
Fragile — эксперимент по смешению в один флакон театрального артистизма и музыки с целым рядом дополнительных элементов (видеоряд, концептуальный подбор песен, скромные, но интересные технические решения). «Сокрытое в листве» — уже полноценный спектакль-головоломка, поставленный по замысловатому рассказу японца Акутагавы; тоже, в общем-то, эксперимент. В Оперном же недавно в столь же камерном обрамлении случилась кантата Жанны Чепела «Реквием. 14 молитв» — на стихи Ахматовой.
Fragile
Переводится как «хрупкий», «недолговечный». Конечно, про любовь. Актриса Елена Лукиных (указана как автор идеи и исполнитель Fragile) пришла к Михаилу Бычкову с такой вот идеей — «музыкального монолога, в котором каждая песня — эпизод единого драматического повествования» (как заявлено в афишах). Я слышал, что Бычков (у которого всегда всё аккуратно и подчёркнуто изящно) проект сначала забраковал: задуманный синтез — колоссальный труд, плюс Лукиных всё-таки актриса, а не певица. Тем не менее, Fragile на сцене появился, и вроде как зрители довольны.
Другой герой этой истории — Ярослав Борисов, крайне талантливый музыкант, участник множества проектов, ориентированных на современное звучание и исполнение на стыке стилей (он, к слову, сегодня заведует музыкой в Камерном). Борисов значится композитором и аранжировщиком Fragile. Также на сцене его друзья-товарищи из групп Happy55 и The Sheepray (Александр Битюцких, Олег Сальков и Никита Бондаренко) и 2 бэк-вокалистки Юлии — Паршина и Улыбкина. Музыкантов уместно было назвать всех: во‑первых, они друг с другом хорошо знакомы и в тех или иных сочетаниях давно вместе играют; во‑вторых, подборка песен разных лет на разных языках и с явно разной жанровой принадлежностью требовала общего знаменателя, единого звучания, без чего получилось бы в лучшем случае попурри, в худшем — лоскутное одеяло. Думаю, что с поставленной задачи эти ребята справились.
Оставалась лишь одна вакантная должность, которую так по сути никто и не занял. Постановщик. Человек, который сводил бы воедино музыку, сценическое действо и оформление. Который бы что-то предпринял, услышав, как Елена Лукиных поёт Теджетову, Бет Гиббонс, Йена Кёртиса и Жака Бреля в одной и той же манере, да и в целом обладает пусть и неплохо поставленным голосом, но явно не для столь широкого спектра языковых и тональных нюансов. Который всё той же Елене Лукиных намекнул бы, что, может, и не стоит так напирать на вокальную часть (тем более что есть две очень приличные бэк-вокалистки, да и сам Борисов поёт), если от этого страдает её главное, в общем-то, амплуа — актрисы.
Fragile весьма посредственно «распределяет» вес. Пытается усидеть сразу на нескольких стульях, неловко переваливается туда-сюда, стараясь при этом сохранить лицо. Конкретнее. Музыкально Лукиных и Борисов (которые должны были бы идеально работать в паре — ну, таков уж эклектичный замысел проекта, это требование по умолчанию) в своих вкусах очевидно сильно разнятся. Песни Joy Divison и The Smiths — явно борисовские темы, которые инструментально очень органично вплетены в общий концепт, но в плане вокала что-то безвозвратно теряют. А скорее даже — эмоционально (достаточно просто послушать оригиналы этих песен, в которых тема меланхолии передана очень чувственно). Тогда как французская линейка и отчасти Богушевская под технические данные и внутреннее песенное восприятие Елены Лукиных подходят уже очень достойно. По правде говоря, я откровенно сомневаюсь, что эта подборка — такой уж целостный концепт. Кажется, что тут просто компромиссный пакт Альфы и Омеги.
При этом песни работают как один длинный трек, плавно переходя друг в друга. Выбранный прогрессив-роковый, местами джазовый, а временами и эмбиентный звукоряд априори требует естественной интеллектуальности происходящего с артистом. От Елены Лукиных же мы получаем исключительно рефлексию, пускай чувственную, пылкую и иррациональную (базис ведь тут — любовь, и это тоже замысел, его нельзя проигнорировать, заряжая холодные абстракции трип-хопа!), но как будто бы лишённую смыслов, той самой интеллектуальности, которую на сцене создают музыканты.
При этом нельзя сказать, что все эти нестыковки и коллизии сильно противоречат основной теме — любви, то есть. Елена Лукиных остаётся центром хрупкой вселенной, пытаясь одновременно быть и актрисой, и певицей. Понимая, видимо, что первое у неё и так в крови, она делает ставку на второе — то есть на вокальное исполнение. Очень старается и, пожалуй, предельно искренна, однако чисто физически ей сложно совмещать 2 заявленные ипостаси, поэтому актриса в ней просыпается только в перерывах между музыкальными композициями, но этому отведено максимум 10% от всего Fragile.
Будь это просто концерт с видеорядом, то претензий бы не возникло. Наоборот — я бы разразился хвалебной одой в адрес Елены Лукиных, которая вот так взяла быка за рога и спела десяток непростых песен, требующих ещё и лингвистической работы. Но нам как бы говорят: ребята, здесь у нас мультиискусство, что автоматически поднимает планку спроса с такой работы до небес.
Видеоряд поначалу создаёт соответствующую атмосферу, но постепенно перестаёт удивлять и воспринимается уже по инерции. Выхваченные же на экран строчки из исполняемых песен (своего рода русские субтитры) временами провоцируют какую-то пошлую комбинацию, в которой музыканты играют что-то серьёзное и заковыристое, Елена Лукиных томно меняет детали гардероба, а зритель в это время остаётся наедине с бессмысленным «Любовь разорвёт нас на части», что мёртвым грузом висит с экрана.
Короче говоря, за изобретение «пять», а по предмету пока не ясно. Хрупко, сыро. Если не дорабатывать (а то и вовсе переделывать с нуля), то перевод слова fragile как «недолговечный» будет более актуален. С другой стороны, кроме Камерного никто не возьмётся такие вот фантазии претворять в жизнь. Я лично ждал подобного проекта (не просто оперетты в современных декорациях) в Воронеже лет 8. Поэтому хочется пожелать Елене Лукиных и Ярославу Борисову уже не смелости и энтузиазма, а ювелирной и слаженной работы. И постановщика.
«Сокрытое в листве»
Обратная ситуация сложилась со спектаклем совсем ещё молодого Ильи Носоченко, выходца ГИТИСа. Если Fragile казался обессмысленной формой, болванкой без внятного применения, то «Сокрытое» — явное перенасыщение смыслами. Эдакий затяжной спурт максималиста, у которого накопилось очень много идей, и он решил использовать все — и сразу. Впрочем, это не укор.
Сухой и требующий внимания к деталям рассказ Рюноскэ Акутагавы у нас мало кто читал, а «Расёмону» Куросавы уже более полувека, поэтому решать детективные задачи мы не будем, чтоб не портить впечатлений тем, кто спектакля не видел. Хотя и знание сюжета и его основных трактовок будет интересным дополнением к просмотру, поскольку Носоченко слегка упростил «сетку» персонажей ради их централизации и позволил себе несколько допустимых вольностей — например, фигуру дровосека, с которого в первоисточнике всё начинается, отправил в самый финал, да ещё и с новой ироничной версией случившегося.
Синопсис примерно таков: разбойник встретил семейную пару, в результате чего муж оказался убит, а его жена изнасилована. Кто убийца и что произошло? Как и Куросава, Носоченко избегает стерильной детективщины и старается рассказать историю о том, как разные ракурсы и точки зрения формируют реальность. И ещё о том, как люди лгут большую часть своей жизни. Своего рода «Чёрный принц» Айрис Мёрдок — лишь наоборот, потому как все 3 героя равноправны и имеют примерно одинаковые шансы убедить зрителя. Режиссёр XXI века стремится заглянуть за границы полувековой давности, поэтому дополнительно всё усложняет не только постановочными средствами, но и собственными двумя ракурсами (по театральной традиции это 2 состава актёров). «Сокрытое в листве» даже имеет дополнительные подзаголовки на этот счёт: Юрий Овчинников, Екатерина Савченко и Андрей Мирошников — философские и экзистенциальные «Зеркала», а Михаил Агапов, Яна Кузина и Михаил Гостев — чуть более надрывные и горячие «Мечи». Ещё Агапов и Мирошников играют второстепенные роли в перекрёстных версиях, но это уже мелизмы и «случайные» хитрости.
Спектакль имеет совершенно сумасшедший темп — то замирает на полминуты, и артисты стоят недвижно, то опрокидывают зрителя на спину волной эмоций, сюжетных твистов и шумовых эффектов. Этот истеричный (в хорошем смысле) приём не позволит ни расслабиться, ни отвлечься никому из зрителей, даже если они запутаются в перипетиях и решат поскучать. Благодаря свету и брутальной смене мизансцен, медлительная и нерасторопная в своей основе история приобретает клиповую форму с немного диковатым монтажом. Ну, то есть Илья Носоченко на уровне формы не упустил ни один дюйм сцены и ни одну секунду действа, везде и во всё что-то да вложил. Конечно, это слегка перегружает и без того душный спектакль и требует совершенной концентрации, но зато никто не осмелится хоть слово сказать о вялотекущей апатии провинциальной сцены применительно к «Сокрытому в листве». И такое избегание простоты напоминает авторский комплекс показаться беззубым в отсутствии изощрённых способов постановки. Тем не менее, вот этот вот аргумент — про юношеский, а оттого избыточный подход к режиссуре — я бы не принимал в расчёт в качестве претензии, даже если зазвучит он из уст маститых критиков. Носоченко и со взрослым составом сработал так, что не только неловкости и неряшливости, но и пресловутого конфликта поколений (который с оговорками можно было наблюдать в недавнем «Соло для часов с боем» в Драме) не ощущалось. При том, что этому парню нет и 30 лет — неудивительно, что он пытается объять необъятное.
В идеологический плюс я бы записал ещё желание оторваться от адаптации к современности. Всё-таки история эта случилась в Японии — и очень давно. Удельный вес культурных кодов велик, и в такой ситуации перед режиссёром всегда маняще горят экраны гаджетов, без которых актуальную драматургию ставить якобы сложно. У Носоченко нет ни старинной Японии (декорации очень скупы, у нас тут ставка на мече-зеркальный реквизит, ибо он имеет сценарные смыслы, а не ради симуляции эпохи), ни современности в чистом виде. Если, конечно, не считать странную и очаровательную в своём идиотизме сцену с неожиданными звонками на мобильные телефоны артистам прямо посреди спектакля. Но это, полагаю, в большей степени шутка постановщика.
В драматургические же пласты лезть я смысла не вижу, потому что, во‑первых, драматургически это всё-таки детективщина (и лучше пусть каждый сам выберет свою версию случившегося), а во‑вторых, «Расёмон» и многочисленные истории о разных версиях случившегося функционируют примерно одинаково. Глубиной же психологизмов тут заниматься, будем честны, пока рано.
Идти на «Сокрытое», безусловно, надо. Хотя бы для того, чтоб неловко потом выдавить из себя: «Я ничего не понял, всё так запутанно и шумно иногда». Это хороший маркер для современного воронежского театра. В идеале — советую раза 4 сходить (дважды на каждый из составов), если есть желание не просто провести вечер в театре, но и что-то из этой головоломки интеллектуально вынести.
Чепела — и заканчиваем
Совершенно случайно попал на концерт, посвящённый творчеству Анны Ахматовой, который давался на малой сцене воронежского театра оперы и балета. Стулья эти, освещение дневное, мёртвое, декораций нет — вы сами всё это про оперный знаете прекрасно. И первые минут 40 концерта прошли в соответствующем ключе. Ни в коем случае не хочется никого задеть, просто вечера памяти поэтов и писателей у нас в городе традиционно родятся в угнетающей атмосфере позапрошлого века. Вышли, спели, рассказали — всё нормально, чего еще надо.
Но потом была кантата «Реквием. 14 молитв». Автор — Жанна Чепела, она же исполняет, а аккомпанирует Дмитрий Морозов. И 3 вокала.
Так вот, то, что они там сделали, это очень важно. И, я считаю, это намного важнее всего, что в последнее время говорилось и делалось на предмет популяризации оперного театра. Тоскливый зал, только лишь фортепианные и человеческие голоса, мало народу — они ведь абсолютные аутсайдеры, если судить с точки зрения маркетинга. Но такой мощи произведение и исполнение, что если в Оперном дадут зелёный свет «Реквиему» Жанны Чепела на постоянной основе, то обязательно идите и слушайте. Это — сквозь типичный оперный антураж — очень современно, очень концептуально, очень глубоко. И очень осмысленно. Это настоящая музыка, а не игра в неё. И мне крайне неловко, что я там оказался по чистой случайности.
Автор — Александр Вихров
фотографии Алексея Бычкова
