В выставочном зале РАИ, что на Фрунзенской, открылась необычная выставка. Художник Олег Савостюк и скульптор Леонид Баранов совместно представили свои работы, среди которых портреты музыкантов, поэтов, архитекторов. Живописные и скульптурные работы осмысляют и выявляют истинных героев русской культуры и истории. Открытие выставки было приурочено к 85-летию Олега Савостюка и 69-летию Леонида Баранова.
Кстати, оба художника родились в один день в Москве. Оба окончили Суриковское училище. Однако Олег Савостюк, являясь столичным художником, активно участвует и в культурной жизни Воронежа – возглавляет государственную экзаменационную комиссию в Воронежском художественном училище, представляет свои работы на различных, в том числе, и персональных выставках. В сентябре прошлого года Олег Савостюк вместе с другими художниками принял участие в Острогожском академическом пленэре, приуроченном к 175-летию Ивана Крамского.
Олег Михайлович – академик Российской академии искусств, народный художник России, заслуженный деятель искусств Польши, почетный президент AIAP UNESKO, профессор Государственного академического художественного института им. В.И. Сурикова.
Его работы выставлялись во многих городах России, а также за рубежом – в Варшаве, Софии, Париже, Будапеште, Кувейте, Швеции, США. Картины Олега Савостюка находятся в Третьяковской галерее, Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, Музее Российской армии, Театральном музее им. А.А. Бахрушина, во многих крупных городах России, а также за рубежом – в Варшавском музее, в Софии, Лондоне, Италии, Тайбэйе, Токио, в частных коллекциях России и других стран. Кстати, одно из своих полотен «Снег в Париже» Олег Михайлович передал в дар Воронежу, точнее, нашему областному художественному музею имени Крамского.
На протяжении нескольких десятилетий Савостюк стремился сохранить форму острого изобразительного выражения, пластического осмысления идей, что крайне важно для политического плаката, чтобы вернуть плакату его прежнюю агитационную яркость, экспрессию формы и революционность содержания. С 1962 года преподает в мастерской плаката Московского государственного художественного института имени В.И. Сурикова. Мы много разговаривали с Олегом Михайловичем, он прекрасный и остроумный собеседник. Некоторые его высказывания с удовольствием публикуем:
• Раньше я никогда не думал о том, чтобы рисовать для Большого театра. Это получилось случайно. По окончании института (МГАХИ им.Сурикова) выиграл первую премию за лучший плакат, и его использовали во время гастролей Большого театра. Благодаря этому получил возможность рисовать в танцевальных классах, а значит, рисовать со знанием дела. И здесь нельзя иначе – необходимо знать досконально тот предмет, что рисуешь.
• У меня есть номер знаменитого дореволюционного журнала «Нива» от 1913 года, а там опубликован рейтинг художников, которые рисовали царя и членов царской семьи. Там на первом месте стоит фамилия Егоров, на втором Семирадский, а Айвазовский лишь на третьем. Помню, что Суриков там восьмым, а Врубель двенадцатым. И кто ныне помнит Егорова?
• Персональная выставка отнимает у художника много сил. Мы не привыкли обнажать свою душу, свое потаенное «я» на людях, а на выставках это происходит. Ты ведь творишь внутри себя и для себя, а потом вдруг все это выставляешь напоказ. Это очень сложный процесс, очень интимный, отражающийся даже на здоровье.
• Мой дядя закончил до Октябрьской революции знаменитую воронежскую сельскохозяйственную академию. С тех пор мне про Воронеж отец все рассказывал, а потом я сам, будучи еще юношей, приехал сюда на первую выставку. Так что к этому городу отношение особое.
• Татьяна Александровна Гордеева, по-моему, замечательный человек, очень тонкий в своем восприятии изобразительного искусства. Замечательно, что она и к музыке так же относится. Вообще она человек очень широких взглядов. Я сделал ее портрет. Это в традиции русского искусства – рисовать тех людей во власти, которых уважаешь. Это было у Рокотова, Левицкого, Серова, Врубеля. И теперь портреты государственных деятелей и вельмож в их исполнении стали достоянием нашей истории и культуры.
• Воронеж изменился. Теперь это город для людей. Мне так кажется. Я когда-то застал его грязным, руинным, провинциальным, аляповатым. Сейчас он стал интеллигентным, а это слово определяет очень многое.
• Можете не верить, но первая моя в жизни картина – приснилась. Я утром побежал в мастерскую и сделал копию со своего сна.
• Художник должен быть свободным, но это зависит от позиции государства. Как-то во времена СССР я нарисовал обнаженную фигуру, летящую над Россией, и мне запретили ее выставлять. Потому что обнаженная. Но потом была громадная экспозиция в Манеже, за мою эту картину замолвили словечко, и ее все-таки выставили, но расположили на задворках экспозиции, рядом с входом в туалеты, чтобы на нее поменьше обращали внимание. Но поскольку никто из громадного числа посетителей без посещения туалетов обойтись не мог, то именно эту картину и запомнили лучше других.
• Стиль – это твой организм, естественный ход развития твоего творчества. Мы не размышляем над стилем, мы просто рисуем как хотим, а описание этого самого стиля потом за нас придумывают искусствоведы.
• Малевич так сказал: «Художник, который просто копирует натуру, не имеет права подписывать работу своей фамилией: это уже создано богом. Художник должен делать все заново на основе того, что он видит». Я полностью согласен с Малевичем, в этом и заключается величие нашего дела. Да, есть и другое мнение: «Чем ближе к фотографии, тем лучше художник» – оно находит живой отклик в сознании широких масс, но для меня неприемлемо.
• Преподавать очень нравится. От студентов заряжаешься позитивной энергетикой, я у них учусь, и по-хорошему завидую. На свои выставки я всегда всех ребят приглашаю – это для меня каждый раз своеобразный экзамен. Преподавание освежает кровь, это контракт, выгодный для обеих сторон.
• Однажды в Большом театре в день годовщины Парижской Коммуны шел спектакль. На нем присутствовало все политбюро во главе с Брежневым, а также посол Франции… Танцевала Лепешинская, поэтому я получил разрешение встать за кулисой и рисовать ее во время действия. А сюжет в спектакле был какой-то соответствующий празднику, там, помимо прочего, народ с вилами наперевес брал штурмом Бастилию. Разумеется, весь театральный люд – хористы, кордебалет, служащие – принимали участие в массовке. Все одеты в костюмы парижской голытьбы, пиджачки какие-то рваненькие, брючки, шарфы вокруг шеи… А мой наряд советского художника, надо сказать, мало чем отличался от одеяний французских люмпенов. И вот я стою в кулисе, рисую – как вдруг сзади меня массовка загомонила, и толпой повалила на сцену, таща какое-то бутафорское бревно, как таран. Движение было настолько стремительное, что я не успел посторониться, и меня течением толпы вынесло на сцену. Такое самовольное появление во время спектакля перед очами первых лиц государства могло закончиться для меня тюремным заключением, и я не на шутку сдрейфил. Но чтобы не привлекать к себе внимания, я немного пошнырял вместе со всеми у Бастилии, ведь обличием я ничем от массовки не отличался, а потом незаметно смылся в боковой карман и спрятался в декорациях «Золотого Петушка». Так до вечера там и просидел с испугу. Но теперь, когда я иногда с улыбкой говорю: «Были времена, и я танцевал на сцене ГАБТА…», то это почти правда.
• Как-то у меня готовилась большая выставка – 100 работ, посвященных балету. Картины уже были практически готовы, и я решил поехать в деревню, чтобы в спокойной обстановке еще раз все посмотреть, добавить штрих-другой и окончательно определиться со сроками. Упаковал работы в контейнер, погрузил его на багажник на крыше машины и поехал. В дороге, когда я отлучился от машины ненадолго, контейнер срезали с верха машины и украли. Председатель Союза художников обратился к министру МВД, опера обыскали все вокруг места кражи в радиусе десяти километров, через двое суток вернулись – ничего не нашли. Я год не мог работать после этого, ведь у меня украли результаты многолетнего труда, там были портреты Улановой, Лепешинской, мне позировали и другие корифеи российского балета….. восстановить это все уже невозможно. Прошло уже лет 40, но мне до сих пор интересно, кто это сделал и где мои работы могут теперь быть.
• Я знаю, что талант – это что-то необыкновенное, этому не научишь. Это наказание. Это крест и несчастье. Поэтому когда мы говорим о преуспевающих художниках, то понимаем, что они редко бывают талантливыми. Талант – это конфликт с обществом.
Надежда Конобеевская, Олег Котин
