«Он плыл и знал твердо, что каждому назначен свой фарватер в океане Времени, свой путь в океане боли.
И тот, кто нашел его, – бессмертен».
Марк Берколайко. Фарватер
В Москве в издательстве «Эксмо» вышел новый роман воронежца Марка Берколайко «Фарватер». Обложку книги сопровождает надпись: «Претендент на Букеровскую премию». Столь заинтересованное отношение в столице к роману нашего земляка позволяет говорить об этой книге как об одном из ярких воронежских литературных событий в уходящем году. Так ли это? Об этом литературный обозреватель «Времени культуры» Дмитрий Дьяков беседует с известным культурологом профессором Брониславом Табачниковым.
Дмитрий Дьяков: Итак, о чем, на ваш взгляд, эта книга?
Бронислав Табачников: Книга о характере, о настоящем герое… Есть ещё и внешний пласт – это роман о событиях в Крыму. И это очень хорошо, потому что крымские события до сих пор не нашли достаточно полного отражения в литературе.
Д.Д.: Здесь необходимо уточнить, что речь идет не о современной истории про «крымнаш», а о том, что происходило там почти сто лет назад. Такой осколок старой России, исчезнувший в безумии гражданской войны… Вообще, сейчас в искусстве чувствуется желание нырнуть в историю страны и что-то там такое для дня сегодняшнего найти. Тот же Никита Михалков с его последним «Солнечным ударом» – это же прямые переклички с романом «Фарватер». Согласны?
Б.Т.: Я не видел этого фильма, хотя слышал от разных людей, что он неплох… Ассоциации, действительно, сейчас в моде. Но если говорить о «Фарваторе», то его своеобразие в том, что, говоря об ужасах прошлого, автор изначально не приемлет любой вид террора… «Можно побеждать, не убивая, а убивая, не победишь», – одна из ключевых фраз романа. Мысль совсем неновая, но до сей поры толком не усвоенная.
Д.Д.: Михалков, впрочем, тоже террор не воспевает. Однако у него – другая задача: нарисовать исключительно красивое ретро, которое мгновенно рассыпается, едва мы пробуем взглянуть на мир иначе, чем велят церковь и самодержавие… В этом смысле «Фарватер» – совершенно другая история. В нем, конечно, тоже есть картинка безмятежного рая при царе-батюшке. Но, во всяком случае, стремления создать модную ныне иллюзию существования отдельной «русской цивилизации» там нет…
Б.Т.: Потому что смысл совершенно другой. А те весенние тепло и свет, которыми наполнены начальные главы романа, необходимы автору, чтобы вылепить в тиши и покое образ идеального героя – Георгия Николаевича Бучнева…
Д.Д.: В этой связи давайте вспомним, что литература восьмидесятых–девяностых демонстративно обходилась без героя. Герой умер, оставив человечество наедине с многочисленными пороками мира. И вот теперь публика потребовала вернуть ей идеал. Когда-то это очень точно почувствовал и реализовал Борис Акунин в известной серии романов о Фандорине – супермене-интеллектуале с кодексом чести и нравственных ценностей. Бучнев у Берколайко совсем другой профессии, однако из того же замеса. Появление таких героев – это дань времени?
Б.Т.: Человечество не может без образцов для подражания. В обществе должны присутствовать люди, которые владеют умами, сердцами миллионов. В том и состоит суть духовной власти. Ведь что такое власть? Это способность вести за собой достаточно большие сообщества людей. В те самые безгеройные годы нашей культуры со страниц книг, с экранов телевизоров и театральных подмостков на читателя-зрителя обрушился шквал безумных детективов, с всевозможными бандюгами и ворьем в эпицентре действия. Все они претендовали на роль выразителей времени, но так и не стали таковыми, потому что по природе своей были антигероями. А вот Бучнев в «Фарватере» – это герой настоящий… Я бывал в Крыму, и вы, наверное, тоже. И мы видели в местных портах таких стивидоров – могучих мужиков, мускулами которых невольно любуешься. Из них и Бучнев, в описании которого автор подчас приближается к «восторженности» Виктора Гюго, – и тогда начинает проглядывать уже фигура Жана Вальжана, который и на отвесную стену монастыря взбирался, и, спасая человека, тяжело груженную телегу в городе Монфермейле поднимал…
Д.Д.: Всё это, безусловно, так, но вот о чем я думаю. В русской литературной классике герой – это лишний человек. «Нужным» он стал только в период кондового соцреализма. «Фарватер» – это явно не соцреализм, но ведь и Бучнев не лишний человек?
Б.Т.: Конечно! Не только не лишний, но и насущно востребованный, и при этом притягательный, и обаятельный… Кстати, автор не таит своих симпатий: всем, кто мил Бучневу, он прощает слабости, заблуждения, шараханья и ошибки, «заставляя» читателя полюбить их. К примеру, сына бучневской возлюбленной Регины Павлушку. И со всеми этими героями – даже эпизодическими, даже с Людочкой, с ее подвижными бровками – не хочется расставаться…
Д.Д.: Потому что все они включены в магнетическое «поле Бучнева». Это поле притягивает своими жизненными историями, насыщенностью испытаний и калейдоскопом событий…
Б.Т.: И личностными чертами героев!
Д.Д.: Да, каким-то богатством человеческой души, отвагой поступка… Причем иногда автор идет на довольно рискованные сюжетные ходы. В «поле Бучнева» появляются Куприн, Лев Толстой, и Лев Николаевич даже любуется Бучневым почти так же самозабвенно, как и сам автор. Я бы даже сказал, несколько по-детски любуется, как тот же самый Павлушка.
Б.Т.: Конечно, это смело: собирать в «бучневское поле притяжения» всё лучшее, что было в России… Но с другой стороны… Вспомните, как Толстой любуется Пьером Безуховым и, даже посмеиваясь над ним, им восхищается!
Д.Д.: А потом начинается Первая мировая война, на которую отправляется и Бучнев… Открывшаяся бездна поглощает его безмятежное поле. Оно исчезает со всеми своими трогательными и милыми очертаниями… Это приговор России?
Б.Т.: Нет, просто исчезает один мир и ему на смену идет другой. Страшный, затягивающий…
Д.Д.: В романе появляется Коба, появляются Бела Кун и Землячка, руками которых уничтожаются многие населявшие «бучневское поле» персонажи.
Б.Т.: Да… Но автору интересны и они (при том, что он их определенно ненавидит). Пусть это «научный интерес» патологоанатома или психиатра, но все же… Однако про их мир надо писать другой роман, где Бучнева уже не будет, потому что в этом мире он уже ничего не стоит.
Д.Д.: Есть еще один персонаж, который неким образом отделяет пространство тех, кого автор любит от места, заселенного теми, кого он ненавидит. Это персонаж с «говорящей» фамилией Шебутнов. Вроде бы не очень симпатичный, но с безумным и трогательным таким планом сохранения русского духа.
Б.Т.: Сохранения «через восхищение» пушкинской Татьяной Лариной… Что ж, автор откровенен в своих чувствах – в данном случае «творит себе кумира» из великой русской литературы. И делает своим «со-творителем» личность неординарную и неоднозначную.
Д.Д.: И несколько слов о названии. Фарватер – это дорога, по которой нужно идти, чтобы не напороться на мель или подводные камни. Причем эта дорога, насколько я понимаю, должна обязательно быть привязана к берегу, поскольку в вольном просторе моря никакой фарватер не нужен.
Б.Т.: Безусловно, здесь есть привязка к берегу, к земле. Но фарватер, как главное слово романа, я воспринимаю несколько шире: как дорогу, которую каждый для себя прокладывает сам. Близко ли к берегу, неблизко, чуть дальше, чуть ближе – не важно. Важно направление. То, какой вектор ты для своей жизни изберешь.
Д.Д.: В этом смысле фарватер становится дорогой к обретению себя.
Б.Т.: И на этой дороге многое, если не все, зависит от человека, от героя. Именно его индивидуальный выбор, его поступок, пожалуй, и есть суть нового романа Марка Берколайко.
Иллюстратор — Марина Демченко
