В душу плюют решительно все – и решительно всем. В особенности этой страстью отличается центральный треугольник отец-мать-дочь: съезжающий с катушек безработный изобретатель – Тесла и да Винчи в кривом зеркале, педантично-романтичная его супруга, по-настоящему живущая лишь в фантазиях-воспоминаниях, и их дочура, которой любо укатить в закат за широкой спиной мотоциклиста… Но надо кормить и одевать своих горе-родителей. При этом исходная история и театральная ее постановка очень далеко выходят за рамки экзистенциальной бытовухи о четырех стенах.
Автор пьесы – Том Стоппард, небезызвестные «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» которого живее всех живых. Постановщик – петербургский режиссер Александр Баргман, лауреат и номинант многочисленных премий, успевший попробовать свои силы в самых разных театральных и околотеатральных сферах.
«Входит свободный человек» – спектакль, о котором не получится начать разговор без хотя бы краткого описания технологичности и сценографии. У нас есть бар, есть квартира. Вращающаяся сцена, сменяемая обстановка, немаловажная игра со светом. Квартира до отвращения реальна, радио, диванчик, стол с белоснежной скатертью. Бар тоже первое время довольно реален, хотя там совершенно иная атмосфера, и в сигаретном дыме будто застывает замысловатая вязь начатых и брошенных монологов, забавных встреч с чудаковатыми людьми. Музыкально спектакль не просто обращается к музыке Beatles, которую, кстати, тут играют, в том числе, и живьем – и даже сами артисты оказываются то за инструментами, то за исполнением ролей. Все песни строго привязаны к коллизиям, а не только заполняют собой эмоциональный фон.
Это все в некотором роде смысловые декорации; стык семидесятых и восьмидесятых годов прошлого века, ставшего очередным переломным для человеческого сознания этапом. Все старое старательно не умирало, а все новое, пожалуй, очень спешило. И в этом «между вчера и сегодня», между квартирой и баром, застряли Джордж Райли, его жена Персефона и их дочь Линда. И пусть формально в интригующем баре обе барышни не появляются, у каждой из них, как вскоре станет ясно, есть свой аналог бара.
Джордж – изобретатель (как он сам себя называет), словно рожденный для сардонических усмешек, потому что ничего действительно полезного он не изобрел. Зато, несмотря на свою несостоятельность, он не забывает беспокоиться о промышленном шпионаже и судьбах империи. Деятельный беззлобный холерик, который даже к своему пенсионному возрасту все переживает из-за холодной воды по утрам и односложных реплик жены, из-за ежедневной рутины и необходимости взрослеть во всех смыслах. Персефона, отвечающая за плодородие в этом царстве мертвых, поначалу кажется серой и скучной особой, для которой полусонное и инфантильное следование бытовым ритуалам важнее всего на свете. И Линда – в течение минуты способная пройти путь от милой просительницы чая в пятнадцать часов утра до настоящей мегеры, костящей отца и мать за то, что те сидят у нее на шее.
Полярные герои получают и полярный фон для самовыражения. Наглядно предстает лишь фантазия Джорджа – в иллюзорной вселенной небольшого бара он ухитряется выдумать даже собственные отношения с его завсегдатаями. В одночасье у него и новый бизнес-проект по созданию конвертов для писем – два использования по цене одного! И новая женщина, за которую красноречивее всего говорит ее имя Флоренс Лоуренс. И новый деловой партнер – по совместительству кавалер Флоренс Лоуренс, оппортунист, страстно «сидящий» на скачках и ставках. В попытке покинуть семью для новых свершений Джордж сталкивается сперва с твердой землей, куда он падает с небес, а затем и с ожидаемым ироничным абсурдом: вернувшись домой, он обнаруживает, что тарелка на столе, а его ждут, как и каждый день.
Персефона вынуждена объяснять дочери, почему ее угораздило выйти замуж за творческую личность, да еще и за такую, как Джордж. По примеру фракталов, Персефона по-своему, но воспроизводит ту же психологическую яму, в которой давно уже сидит Джордж. Некогда он был романтичным джентльменом, «не таким, как все», а родительский бизнес, который приносил бы доход, его вынудила бросить сама Персефона. Она сохранила ему свободу, позволив «быть неудачником, но хоть в любимом деле». Все это обставляется так, что любовь и дар свободы ставится на одну чашу весов с банальным благоразумием. Последнее, кстати, трещит по швам: при всей трогательности монологов Персефоны сложно отделаться от ощущения, что ее бар – это солнечная и наивная юность, в которой променять множество ухажеров на одного («не как все») выглядит безрассудным, но невероятно романтичным решением.
Линда временами кажется единственной вменяемой реалисткой в этом трио, но вскоре нам открывается и ее бар.
Девушку швыряет из стороны в сторону похлеще, чем родителей. Бьющие спицами в глаза импульсивные взрывы и приступы меланхолии – она куда опаснее, нежели отец с матерью, скользит по границе нескольких миров. В одном из них она суровая и практичная дочка, вынужденная содержать семью. В другом – беспечная и наивная фантазерка, в надцатый уже, видимо, раз обжигающаяся на своих мечтах о любви. В третьем – обладательница поистине идеальной интуиции, способная вовремя сменить гнев на милость, а хандру на истовость. Не сложилось ни с коммерческим колледжем, ни с педагогическим вузом – и работает она в грустном магазине. «Пигмеи тоже маленькие», – «Зато храбрые». Ее бар – сказочные рассказы по утрам о мотоциклисте. И наиболее правдоподобным оказывается итог этих отношений – дурацкая авария и штамп в паспорте, сигнализирующий о том, что принц на железном коне внезапно женат.
Как и оригинал, постановка Баргмана требует определенной эрудиции и знания исторических и культурных контекстов, но не старается избыточно давить на интеллект. Достаточно хотя бы вовремя отвечать себе на вопрос, почему в том или ином эпизоде звучит та или иная песня Beatles, чтоб разграничивать реальный и вымышленный миры. Это не бог весть какие головоломки, да и раскрывать их зрителям куда как интереснее самим, тем более что однозначных ответов спектакль не дает, а иногда и вовсе продлевает список толкований, как, например, в финале. Но все эти приятные аллюзии и мелочи предлагают лишь более полную картину понимания, тогда как оценку случившемуся в этой истории каждый зритель будет в состоянии дать, по-преимуществу основываясь на собственных представлениях о жизни, семье и правомочности мечтаний на фоне социальных проблем.
Условно в первой половине спектакля на сцене почти все время много народу. Тут и спорят, и поют, устраивают порой откровенный фарс. К концу действа почти все, за исключением нашей троицы, милосердно скрываются, оставляя семейство Райли и зрителей разбираться с разбитыми корытами самим.
Ситуация в этой милой уже квартире не то что не разрешается, а, скорее, усугубляется. Прощание с иллюзиями Джорджа, который решается пойти на биржу труда. Очередные светлые надежды Персефоны на будущее, которая на самом деле вполне себе уютно устроилась в воспоминаниях о прошлых деньках. И продолжающая лихорадить Линду вялая истерика от неустроенности собственной жизни. Заглянув в душу каждому, мы увидели бездонную пропасть, а готового лечебного рецепта не получили. Но при этом подан финал в ярких веселых красках: наконец-то заработало безумное устройство для полива цветов. И все счастливы: герои, если продлить их жизнь за пределы спектакля, ровно до следующего утра-срыва-ссоры; зрители, вероятно, подольше, если углядели в этой истории полезные советы по выходу из бытовой стагнации и пустых фантазий.
Александр Баргман довольно изощренно обманывает сразу всех. Те, кто посчитал окончание пьесы трагичным и беспросветным, не могут все ж таки перестать верить хотя бы чуть-чуть в то, что все наладится. Те, кто самодовольно усмехается и считает итог закономерным, вряд ли избегнут зависти к той свободе, о которой на протяжении всего спектакля нам рассказывают герои. Те, кто умиляется светлым в целом эмоциям Райли, не избегнут скребущих кошек на душе. А ведь все – и мы и они – по большому счету хотели обмануться, сознательно шли к этому.
Оценивать игру актеров в двух словах всегда непросто, да и не слишком корректно вешать штампованные медали. Но в случае с этим спектаклем нельзя не отметить, что вся команда очень органично и по-настоящему свободно смотрится на сцене. Валерий Потанин (Джордж), Татьяна Егорова (Персефона) и Анна Кикас (Линда), конечно, отвечают за персонажей, у которых и сценического времени больше, и характерный спектр богаче, но «Входит свободный человек» действительно дает и всей труппе, и зрителям возможность свободно преодолевать четвертую стену. Можно строить немало домыслов о том, как проходила совместная работа актеров и Александра Баргмана, и вывод напросится лишь один – получилось очень ярко, сбалансировано и честно. Веришь уже не в реальность постановочного действия, а даже в те фантазии, которыми насыщают свой мир главные герои.
Александр Вихров
Фото Валерий Драбов
1 комментарий
Очень интересный разбор спектакля . Возникло желание пересмотреть этот спектакль и открыть что-то новое.