Беседа с владыкой Сергием, митрополитом Воронежским и Лискинским, всегда получается интересной и содержательной. Религия, история, политика, светская жизнь – все эти темы находят живой отклик в его взвешенных рассуждениях, оставляя после разговора удивительное ощущение ясности и порядка.
– Депутат Государственной думы Елена Мизулина недавно выступила с инициативой о внесении в преамбулу конституции строк о том, что православие является основой национальной и культурной самобытности нашей страны. Как относится Церковь к такого рода идеям?
– Я не могу говорить от лица всей Церкви – это прерогатива патриарха, синода. Я же могу сказать только то, что сам чувствую и думаю: у Церкви желания обозначать такие позиции на законодательном уровне нет. Это дело тех людей, кто работает с конституцией и законодательством. Но Россия питается соками православия, не греческого – своего, национального. Для России православие – религия, которая является государство– и культурообразующей. И этот факт вряд ли кто-то будет отрицать. Предложение Елены Мизулиной не видится мне навязыванием, это просто признание исторического факта. Тем более что конституционная преамбула не влияет на суть самого документа, она лишь обозначает вещи, которые мы должны помнить и понимать. И фраза эта в преамбуле никого ни к чему, в общем-то, обязывать не будет.
– В одном из телеэфиров протодиакон Андрей Кураев сказал, что у Церкви есть группа «спикеров», которые «вынуждены» давать комментарии по социальным и политическим темам. На фоне этой ситуации не дискредитируют ли Церковь высказывания, например, протоиерея Дмитрия Смирнова, который уже в другом телеэфире заявил, что демократию считает «мерзостью, которую сочинили люди, у которых не было титулов и статусности, чтоб прийти к власти»?
– Мнение отца Дмитрия – частное. На должность официального спикера Церкви его никто не назначал и таковых полномочий ему не давал. Это его личные рассуждения. К тому же, жизнь показала, что многие государства, которые считались оплотом демократии, умеют «подвинуть» границы демократии, как им удобно. Не поступай они так – тогда бы не было ни войны в Ираке, ни погромов в Египте, ни того, что происходит сейчас в Киеве. Это не демократия, это террор против существующего государственного строя. И на примере арабских стран, столкнувшихся с этой проблемой, мы видим, что к власти приходят люди, занимающие крайне радикальные позиции, ваххабитские – и ситуация только ухудшается. Что и как с этим делать – я не знаю. И вряд ли вопрос решается демократическим путем.
– Простите, владыка. Но можно ли получить вашу оценку позиции отца Дмитрия?
– Его слова, поверьте, не отражают позицию Церкви. Отец Дмитрий Смирнов образованный человек, но ему свойственно иногда слишком резко выражаться. Что же касается протодиакона Андрея Кураева, то он абсолютно прав. Есть лишь несколько людей в Церкви – протоиерей Всеволод Чаплин, Владимир Легойда, которые по благословению Патриарха Кирилла могут говорить от лица Церкви. Даже если член Священного Синода выступает на пресс-конференции и хочет высказаться официально, то он спрашивает благословления Патриарха. Все мнения довольно трудно представить общественности, они различаются по разным вопросам. И во избежание путаницы, голос Церкви – это Патриарх и те, кого он благословит. К примеру, когда протоиерей Всеволод Чаплин говорит о дресс-коде – это его личное мнение, Церковь не уполномочивала делать такие заявления. Но заметьте, когда он разъясняет официальную позицию Церкви в связи, скажем, с политической ситуацией, то он обязательно ссылается на мнение Патриарха. Неофициально он, конечно, может поговорить с журналистами о чем угодно, но это снова будет его личное мнение.
– Давайте поговорим о недавней выставке, посвященной 400-летию дома Романовых. Экспозицию даже визуально можно трактовать как союз «хороших» Церкви и Власти против условно «плохих» – например, декабристов, приравненных к масонам. Эта выставка – просто познавательный исторический проект или он все же имеет политическую окраску?
– Этот вопрос, как я думаю, является продолжением разговора о госпоже Мизулиной и Конституции. В нашем современном обществе мало знают о том, чем Россия жила при императорах, царях, князьях – хотя все геополитическое пространство, которое мы имеем, это, в общем-то, заслуга русских царей. Плохие они или хорошие – другой вопрос, но это наша история. Не секрет, что среди православного епископата и священнослужителей имеются сторонники монархии, но это их частное мнение, Церковь такую позицию занять не может. Вспомните, как она вела себя после отречения Николая II: не было ни осуждения, ни восторга. Церковь констатировала этот факт и предписала больше не молиться за царскую семью в установленном порядке, подчеркнув тем самым, что государственный строй – дело народа. Я, например, не во всем согласен с императором Николаем II и считаю, что в последние дни своей власти он проявил малодушие, но не будем его судить – прежде всего, он был человек, и опереться ему было действительно не на кого. Конечно, без его подписей никаких революций в 1917 г. не возникло бы, а произошло бы ровно то, что случилось после войны 1812 года. Вы ведь помните, что Кутузов, доведя свои победные войска до границы, сообщил, что снимает с себя ответственность и дальше не пойдет. Почему?
– Честно говоря, вопрос такой возникал, но ответа не знаю до сих пор.
– Михаил Илларионович был членом той же масонской ложи, что и Наполеон. Поэтому и выпустил Наполеона на Березине. До Парижа армию довел уже император Александр I. И хотя он был воспитан бабушкой в духе французской революции, император возродил все царствующие дома Европы. И ушел. И то же было бы после Первой Мировой. Окажись Россия победителем, турецкий султанат, великие монархии Австро-Венгрии и Германии, а также наша монархия – сохранились бы. Первая Мировая – война за свержение монархий. Задача была выполнена на 5 баллов. То, что не сделала Великая французская революция, осуществила Первая Мировая война. И началась новая история всего мира. В общем, эта выставка – возможно, первая за 100 лет попытка продемонстрировать, сколь много мы потеряли от одного росчерка пера императора Николая II.
– Насколько я понимаю теперь, цель выставки – показать, чем жила наша страна. Без оценки «хорошо» или «плохо»?..
– Да, задача организаторов заключалась в том, чтобы показать великую страну, а не «тюрьму народов», согласно Владимиру Ильичу Ленину. Говорить сейчас о возрождении монархии – это надо быть большим фантазером. Государство изменилось, народ изменился. Ничего божественного во власти не осталось – по сравнению с прошлыми временами, когда монарх принимал корону и помазание не просто в рамках государственного акта, а с верой. Давая слово перед Богом, что будет честно служить народу. Апостол Павел учил, что вся власть – от Бога.
– У нас в Воронеже есть монархические сообщества, к ним даже наследница дома Романовых приезжала…
– Я хорошо знаком с Великой княгиней Марией Владимировной и был знаком с Леонидой Георгиевной, ее мамой. Это милые люди, замечательные, но… было бы наивно связывать с ними будущее России. Да, они наследники и хранители дома Романовых, хотя, кстати, и не всеми из этого дома признаваемые… Причем, у всех наследников совершенно разные представления о своей роли в истории. Есть и те, кто говорит: «Вернуть нам власть? Да мы на коленях должны выпрашивать прощение у русского народа за то, что его предали в 1917-м году». В мире достаточно герцогов и наследников престолов, но они даже не помышляют о каком-то монархическом возвращении. И Мария Владимировна, я уверен, ни на что не претендует.
– Патриарху Кириллу принадлежит инициатива строительства 200 храмов в Москве, так называемых «Храмов шаговой доступности». Эта идея прозвучала почти три года назад, но как-то забуксовала. Многие стали язвить, что формат «шаговой доступности» скорее характерен для киосков «Алкоголь и сигареты» либо для фастфуда типа McDonald’s. Почему в обществе стало бытовать именно такое пренебрежительное мнение на счет «быстрого дома Божьего»?
– Я не думаю, что существует какое-то массовое предубеждение. Потому что когда, скажем, в Москве появляются люди, которые не согласны с этой идеей (и это нормально!), и начинаются сборы подписей, то потом на поверку эти акции оказываются сфабрикованными (что вовсе не нормально!). Никакого массового предубеждения нет, есть небольшое число людей, которым инициатива Патриарха не нравится в силу их личных соображений.
– А откуда этот план вообще возник?
– Патриарх говорил о шаговой доступности, надеясь, что его правильно поймут. Ведь все храмы в Москве сосредоточены в районе Садового кольца. Добираться до действующих церквей на метро, через весь громадный мегаполис – это для многих (и особенно жителей московских окраин или пенсионеров) неудобно, даже тяжело. А тут в новых микрорайонах появились бы свои приходы. Так и возник термин «шаговая доступность». Идея – приблизить храм к народу. Она, к сожалению, работает пока не так успешно, но работает – и слава Богу! В Москве сейчас много разного рода новых проповедников. И люди, не имея возможности приходить в православные храмы, иногда связываются с ними и становятся адептами сект. Чтобы обезопасить людей от этого, нужны храмы, они нормализуют атмосферу. Возвращаясь к тому, о чем мы говорили в начале беседы, еще раз повторю – у подавляющего большинства нашего населения православные корни, и когда люди имеют возможность спокойно приходить в свои храмы – у них многое становится на место. И в мыслях, и в душе.
Олег Котин
Фото Алексей Астрединов
