Новый сезон просветительского проекта «Открытое пространство», созданного прошлой осенью при поддержке школы «Репное», стартовал 14 сентября. Серия лекций известных политологов и культурологов продолжилась выступлением Александра Архангельского – кандидата филологических наук, профессора факультета медиакоммуникаций НИУ «Высшая школа экономики», писателя, критика и публициста, ведущего передачи «Тем временем» на телеканале «Культура». Разговор на тему «Возможна ли культурная политика?» вышел любопытным, а резюме в контексте Воронежа – многообещающим.
На первый взгляд тема лекции могла показаться как минимум расплывчатой. Культурная политика: она чья и в каких масштабах? Что вообще под ней подразумевается? Кто на нее влияет? В какой мере все это имеет отношение к каждому из нас? Контуры предмета обсуждения Архангельский обозначил сразу, определив культуру как сеть общественных институтов, которые отвечают за ценности и смыслы.
– Для меня такое понимание культуры безоценочно: то, что было в нацистской Германии, ужасно, но это тоже были ценности, – уточнил спикер. – В этом смысле к культурной среде приравнены и школа, и телевидение, и даже массовая культура: она может нам не нравится, но мы не вправе сбросить ее со счетов.
Министру – министрово: кто за что отвечает
В истории отдельный «орган», который отвечает за политику в области культуры, появился довольно поздно: в 1953-м году первое Министерство культуры утверждается в СССР, чуть позже – во Франции (первая страна западного мира, которая пошла по этой стезе). В такой управленческой модели именно государство формулирует культурную политику, оно же ее и проводит. Есть, впрочем, страны, в которых она осуществляется в обход чиновничьей структуры, есть и те, где никакого Минкульта нет и в помине.
– В США, например, государство создает условия для того, чтобы бизнес вкладывался в культуру: дает налоговые льготы, «гладит по головке». В результате сейчас там 26000 (!) фондов, финансирующих культурные проекты. Кроме того, крупный бизнес «приносит в зубах» деньги для важных институций: музеев, библиотек. Для этого культурных деятелей демонстративно включают в политическую элиту. Скажем, назначаемый президентом директор библиотеки Конгресса США не только становится членом самого Конгресса, но еще и принадлежит к верхнему слою американской элиты, обладая гораздо большими полномочиями, чем обычный конгрессмен. Когда бессменный со времен Рейгана Джеймс Биллингтон в 90-е годы начал вместе с Дмитрием Лихачевым проект по оцифровке советских архивов, в СССР отсутствовала необходимая для этого техника. Ее закупку профинансировал бизнес, а министр обороны США (по звонку Биллингтона) выделил самолеты для доставки этой техники в Советский Союз.
В Европе (в той же Франции) другой путь. Здесь чаще всего главой Минкульта становится человек, обладающий статусом не по должности, а по своему вкладу в культуру. И тогда эта сфера управляется не бюрократией, а человеком, исполняющим роль бюрократа, и в это принципиальная разница. В качестве успешного примера Архангельский привел рассказ о кризисной ситуации во французском кино на рубеже 80-90-х годов ХХ века:
– Это в какой-то момент происходит с любым национальным кинематографом: меняются поколения зрителей, вторгается Голливуд со своими рыночными преимуществами – тут без поддержки государства не обойтись. Но есть и опасность: если государство начинает финансировать национальную культуру, у него появляется соблазн самому решать, что хорошо, а что плохо. А это вообще-то дело экспертного сообщества.
Министр культуры Жак Ланг в то время не стал выделять деньги режиссерам и студиям (что обернулось бы коррупцией), а ввел «правило длинной руки»: были созданы экспертные комиссии, состоявшие из представителей киноиндустрии, которые сами определяли, кого поддерживать. Французским признавалось всякое кино, снятое на деньги Франции и в интересах французского зрителя. При этом национальность и гражданство режиссера были несущественны: во Франции тогда снимали и грузин Отар Иоселиани, и начинавший свою карьеру Павел Лунгин, и молодые румынские режиссеры. Кинотеатрам дотировали долгий показ национальных картин, социальной рекламой были заполнены крупные города страны. Все это немедленно дало приток «свежей крови», повысило конкуренцию и открыло французский кинематограф миру. А главное: объектом поддержки в этой модели стал не художник, не продюсер и не прокатчик – зритель.
Что же у нас? В СССР культурная политика поддерживала просветительское искусство с его миссией нести светлое, доброе, вечное, но такое, знаете, чтобы было не очень-то опасно для системы. При этом каким-то немыслимым по сегодняшним меркам образом советское искусство умело филигранно сочетать массовое и серьезное – взять хотя бы хрестоматийные «Покровские ворота» или «17 мгновений весны». Одно Но: успеха достигали какие-нибудь 5 из 150 картин, снимавшихся в год. Сейчас такой объем кинопроизводства даже представить трудно. Вот только любое государственное управление по заранее заданной схеме склонно рано или поздно себя исчерпать, что мы и наблюдаем сегодня. Доперестроечная модель в новой России уже не работает, а бюрократический маховик по инерции крутится – в конечном счете условий, в которых российское кино может конкурировать с мировым, попросту нет. Фонд кино финансирует успешные компании, которые и так делают коммерческий продукт, так что тут тупиковая ветвь развития.
– Эпоха кончилась, а Минкульт остался. Все министры одинаково мучаются, вынужденные действовать по правилу, которое сформулировал Михаил Швыдкой: «В переходную эпоху министр культуры – это смесь банкомата с тамадой». Еще хуже, когда он вообразит себя реальным политическим деятелем, что и происходит в последние полтора года. И это не беда человека – это беда системы, в которой так до сих пор и не сформулированы задачи, – с сожалением отметил эксперт.
От целей до средств
Нынешняя российская политическая элита решила разработать основы государственной политики в области культуры. Созданием проекта, уверил Александр Архангельский, как раз сейчас занимаются эксперты, результатов осталось ждать недолго – документ должны принять в конце года. Однако тонкостей и подводных камней здесь больше, чем кажется.
– Это правильное решение с неверными методами, – рассуждает Архангельский, – одной культурной политики на всю страну быть не может. Общество разбито на разнообразные локальные группы – в зависимости от возраста, рода занятий, интеллектуального уровня, запросов, интересов. У нас часть населения смотрит только федеральные каналы, а часть вообще не включает телевизор. Уже по этому принципу не может быть чего-то единого. Поэтому правильнее будет говорить о множестве культурных политик.
Публицист просто не мог обойти вниманием и еще одну животрепещущую тему: ни в своей программе «Тем временем», ни на публичной лекции в Воронеже политика в сфере культуры действительно всегда «культурная» – вопрос лишь в том, какую именно культуру мы сегодня имеем. Такой вот не очень веселый каламбур. Если вдуматься, для серьезного искусства в России почти нет аудитории. К сожалению. Современная власть, по мнению Архангельского, проводит политику, при которой абсолютное меньшинство не просто не востребовано – оно «политически оскорблено», из страны многие уезжают. С точки зрения статистики, десять тысяч уехавших – капля в море, но это та самая «махровая» интеллигенция, которая и есть нить, связывающая массовую и элитарную культуры. Без этой связи культура в стране рискует стать массовой от и до.
Может, не все так печально? В конечном счете, кому должно помогать государство? Безусловно, тем, кто имеет запросы на культуру, то есть нам: зрителям, читателям, слушателям. Именно для нас должны создаваться условия, при которых мы сможем смотреть качественное кино и спектакли, читать душевную литературу. Какая бы модель культурной политики ни была принята в государстве, она должна быть основана на решениях не бюрократии, а экспертного сообщества. Не правда ли, это похоже на ситуацию в новом культурном пространстве Воронежа? Художники, режиссеры, независимые арт-объединения, нашумевший «Воронежский пульс» – эти эксперты сегодня явно пользуются уважением и поддержкой региональной власти и, хочется надеяться, имеют возможность организовывать различные проекты, большие фестивали и камерные ивенты, попутно привлекая спонсоров от социально ответственного бизнеса.
Не все так однозначно, но, определенно, есть над чем поразмыслить.
Наталья Виноградова