16 сентября воронежский губернатор Алексей Гордеев принял участие в презентации доклада «Воронежский пульс. Культурная среда и культурная политика», подготовленного группой авторов под руководством ректора Воронежской академии искусств Эдуарда Боякова. В команду экспертов, работавших над докладом, вошли академические авторитеты и успешные практики: профессора, создатели музеев, институций, фестивалей, издательств, культурных программ.
Исследование, проводившееся несколько месяцев в Воронеже и области, было задумано как своего рода рекогносцировка, или привязка к местности, тех социокультурных явлений, процессов и приоритетов, которые здесь сложились. Однако получившийся продукт нельзя назвать просто статистическим описанием – хотя этого добра в исследовании тоже хватает (кое-где даже с избытком) – это скорее оценка ценностного ресурса сообщества. Ведь, в конечном счете, любая культура содержит свой главный смысл именно в ценностях – высшей форме личностной и социальной мотивации. Именно ценности передаются из поколения в поколение, именно ценности дают жесткую дилемму – чем следует жертвовать и во имя чего. Именно ценностями управлять хочется больше, чем всем остальным со времен первых империй; именно ценности менее всего поддаются внешнему управлению без всеобщего на то согласия. Глобализация и ее антипод, антиглобализм, сегодня способны потрясать самые основы ценностей, которые либо переданы нам по наследству, либо требуют своего восприятия здесь и сейчас – буквально каждый день и едва ли не каждый час.
Такого рода исследование можно оценить только как стратегическое, то есть выводящее за пределы осязаемого ресурса, в перспективу нескольких поколений. И ждать от такого исследования немедленного результата (чем сильно грешны наши чиновники) было бы нелепо. Однако понимание фундаментальных основ общественного сознания, транслируемого именно в культурном пространстве – вещь абсолютно необходимая в управлении развитием. И первый вывод очевиден: исследование лишь началось, его нельзя останавливать и нет смысла оценивать по принципу обычных социальных проектов. Или, не дай Бог, как «освоение финансовых средств», как у нас обычно привыкли. Правильнее понимать его как непрерывный мониторинг социальной среды, различных общественных формаций, внутри которых происходят процессы, способные как к созиданию, так и к разрушению. И понимать, каким образом усиливать первые и укрощать вторые – задача следующего этапа исследования. Если, конечно, эта деятельность получит дальнейшую динамику.
Что же показало исследование? Его результаты достаточно противоречивы.
Исследование проводилось методикой «Дельфи» – весьма распространенным в мире способом, чаще всего применяемым именно в таких масштабных исследованиях. Метод предполагает задействование значительного числа не связанных между собой экспертов и исследователей. Главная ценность такого метода – как раз отсутствие единой методики, поскольку каждый из исследователей использует свою собственную. Полученный материал собирается заказчиками исследования как элементы в паззлах, и полученный итоговый текст отображает не только главную суть исследования, но и многообразие способов, которые использовались для получения результата. Правильнее всего такие исследования после определенного редактирования издавать отдельной брошюрой с комментариями – очевидно, в нашем случае есть смысл сделать то же самое.
Не отвлекаясь на частности (к слову сказать, многие эксперты исследования слишком мельчили, отдавая предпочтение цифрам и графикам в ущерб аналитике и прогнозам), попробуем оценить сущность тех процессов, которые выявлены исследователями, с точки зрения их типичности и уникальности.
Начнем с типичных. Сегодняшняя социокультурная среда во всем мире раздираема одним всеобщим противоречием – между традициями и так называемыми всеобщими человеческими ценностями, на которых строит всю свою идеологию современная нам глобализация. Интенсивный информационный поток практически снял все ограничения в свободном обмене информацией, и всякая попытка ограничить этот обмен изначально обречена на провал. Как следствие – возможность проверки любой информации становится реальностью, если угодно – культурной нормой. Как следствие – в обществе появляется значительная прослойка людей, которые имеют намерение высказывать свои суждения по вопросам, вызывающим всеобщий интерес – новое словечко «блоггер» прочно вошло в лексикон нынешнего поколения. Воронежская блогосфера вполне соответствует высокому уровню, и способна осваивать значительные информационные пространства.
Тенденция к активному позиционированию в виртуальной вселенной дает основания полагать, что в обозримом будущем именно это пространство станет не только площадкой дискуссий и массовых информационных акций, но и пространством обучения и самообразования, постепенно заменяя и даже вытесняя обычный академический формат. Причем в параметрах, существенно отличающихся от обычной вузовской практики: там знания создаются совместным творчеством, а не усваиваются из уст профессора как непреложная истина. «Дрейф» интеллектуальной публики в этом направлении очевиден, и динамика участия в различного рода социальных сетях будет только нарастать. Очевидно, что фактически неконтролируемая информационная свобода может сыграть злую шутку: ею начнут упиваться себе в удовольствие. Воспринимая свободу как «свободу от….», очень легко скатиться в полный информационный беспредел; но если воспринимать свободу как «свободу для…»–все разительно меняется. Но установить эти рамки может только персональная культура человека информационной эпохи, ответственного за свои слова и поступки. А воспитать такового можно лишь на примере уже закрепившихся в общественном сознании традиций. В материалах исследования этот парадокс прослеживается по нескольким направлениям (например, в разделе об интернете – весьма интересно разработанном, в разделе о литературе и журналистике). Очевидно, что в современном культурном пространстве совершенно необходимо эти две тенденции совместить и усилить каждую другой – правда, пока не очень ясно, как это сделать технологически. В исследовании на эту тему сказано мало, но этого и следует ожидать: наработанный материал требует существенно более глубокого анализа.
Вторая глобальная тенденция, которая очевидно проявила себя в воронежском социуме, может быть определена как масштабный ребрендинг. Востребованность обществом нового внешнего формата, новых параметров узнавания и принадлежности к новым приоритетам, отмечается повсеместно, а не только в нашем городе. Значительный и достаточно парадоксальный раздел, посвященный символическим ресурсам Воронежа, дает основания для некоторого оптимизма в этом аспекте – не только лишь славное флотское прошлое и заслуги воронежского пролетариата могут быть применены для создания нового имиджа пространства. Но проблема опять-таки упирается в технологию этого действия. В пространстве воронежского бренда на равных умещаются и театр имени Кольцова, и родившийся в воронежской глубинке хор Митрофана Пятницкого, и практика дрессуры Дурова, и корни русского фигурного катания, и винтовка Мосина.
Плюс патриотичный котенок с улицы Лизюкова. Управление таким пространством требует принципиально нового подхода, совершенно иных квалификационных навыков и практик. Эти параметры управления сейчас только разрабатываются – в лидерах Амстердам, которому удалось за не очень большой срок (примерно пять лет) найти способы управления, благодаря которым в полной мере сохраняется и капитализируется его городская неповторимость. Нет необходимости описывать, какими именно параметрами эта идентичность определяется; важно отметить, что поиск внутренних ресурсов для капитализации и развития они искали и нашли именно в социокультурной среде. Не в возможностях громадного порта, не в знаменитом голландском сельском хозяйстве – а в голландских музеях и центре исторической застройки. К сожалению, в России ( и Воронеж – не исключение)пока не готовы к подобного рода работе, и весь ребрендинг сводится к поиску еще одной товарной вывески, которую усиленно прислюнивают к какому-нибудь экономическому процессу. Хотелось бы думать, что это заблуждение со временем себя исчерпает. И на смену ей придет продуктивная исследовательская и аналитическая работа на большую стратегическую перспективу. Лет на пять… или немножко больше?
Описание воронежской уникальности в исследовании приведено подробно и даже в какой-то мере дотошно. Обилие цифрового материала на неискушенного читателя производит гнетущее впечатление. Вместе с тем, логика изложения и тенденция исследования дают реальный задел для более глубокого анализа – прежде всего в отношении перспектив культурной политики и изменения отношения к культурному наследию в общественном сознании. Проблема очень весомая и весьма непростая; выйти из нее в проектное пространство очень непросто.
Причин тому несколько. Главная из них – наследованный груз индустриальной эпохи, в которой культурой занимались « по остаточному принципу». То есть создавали мощный культурный фасад в городах, куда пускали иностранцев, и замалевывали культурные задворки для своего родного обывателя. Борьба за культурное наследие была (в известной мере и остается) занятием неблагодарным. Сегодня ситуация меняется, но говорить о мощной и динамичной тенденции пока явно рано. Хотя статус исторического наследия за последние несколько десятилетий во всем мире существенно возрос, и нам воленс-ноленс придется к этому эталону приноравливаться.
В процессе формирования европейской идентичности историко-культурное наследие внезапно резко выросло в значимости, поскольку именно там лежат цивилизационные коды нации: европейской идентичности не создать на пустом месте, для нее в равной степени важны и собор Нотр-дам де Пари, и краковский Вавель, и воронежские Костенки. В российской ментальности тем паче: наша историческая и культурная память максимально предметна и не существует без привязки к «малой родине». Объекты исторического и культурного наследия являются важным активом современных городов; культурно-историческое богатство, брендирование культурно – исторического наследия все чаще используется в качестве инструмента утверждения лидерства, той самой «мягкой силы», которая необходима для продвижения национальных интересов на международной арене.
Возросшая значимость культурно-исторического наследия человечества потребовала его переоценки – ЮНЕСКО внесло за последние несколько лет значительные изменения в существовавшие до этого определения.
Прежде всего, от охраны отдельных исторических объектов следует переходить к охране городских ландшафтов; речь идет о природных ландшафтах, исторически сложившихся путях и так далее. Развитием этой тенденции должна стать охрана пространств исторической застройки, отображающей образ жизни рядовых обывателей. Сюда же попадают в качестве охраняемых объектов памятники двадцатого века – в том числе и индустриальной застройки.
Очень важным является тезис о переходе к защите, в том числе, и нематериального наследия, включающего в себя традиции, жизненный уклад и соседства, сложившиеся в том или ином историческом месте – вроде нашей бобровской Слобожанщины. Сколь мне известно, истории этого замечательного феномена пока не написали…
Предполагается целая система мер для активного привлечения самого общества, и прежде всего – местных жителей в сохранении культурного наследия и его интеграцию в социально-экономическую жизнь ( этот процесс называется «витализация» – в буквальном переводе с латыни «оживление»).
Описанные требования на первый взгляд могут показаться отвлеченными предметами речи – мало чего они там в Париже понапридумывают… У нас свой бюджет и свои специалисты по культуре есть. Мы звезд с неба хватать не будем, а, как говорил Серафим Иванович Огурцов в незабвенной «Карнавальной ночи», «организуем веселую встречу Нового года в соответствии со сметой, и чтобы никто ничего не мог сказать ТАМ». На самом деле, понимание значимости сохранности социокультурного наследия существенно упрощает возможности его сохранения. Но – тут уж ничего не поделать – уже именно по «юнесковским» стандартам и требованиям. Которые иным нашим чиновникам сильно нежелательны… Но сейчас не об этом.
Проведенное исследование задает очень много вопросов. И уже одним лишь этим фактом в полной мере оправдывает свою миссию. Совершенно очевидно, что пересмотр культурной политики, то есть непрерывной деятельности по реализации приоритетных стратегических задач в сфере культуры, убедительно выходит на первый план: даже самые высокие статусом российские руководители признают: возможности экономического рывка напрямую зависят от уровня общественной и личностной культуры. От того набора ценностей, нормативов и форматов неконтролируемого поведения, которые единственно способны задать и социальную стабильность, и предпринимательский риск. И государственную мудрость, и общественную жертвенность. И ценность личности, и волю закона. Если быть до конца последовательным, то именно культурная политика, в конечном счете, выводит общество на идеологию – высшие смыслы бытия. Для этого процесса в равной степени важны и театр, и школа, и уникальный лесной массив, и детская коллекция марок – все, что создает ценность культурного наследия. Поскольку именно сохранение идентичности, которое невозможно вне традиционной культуры, и обретение перспективности, что немыслимо без прогрессивных изменений, и являются главным условием устойчивого развития.
Очень важно понять, на чем мы стоим. Какие из камней этого фундамента настолько прочны, что выдержат еще не одно столетие, а какие разрушились и требуют замены. Твердая опора в собственных культурных парадигмах – важнейшее условие, без которого невозможно двигаться вперед. На чем стоим – вот важнейший вывод из проведенного исследования. Но впереди маячит еще более важный вопрос: куда идем? Вопрос для следующего исследования? Хотелось бы верить.
Михаил Кутузов
Иллюстрация Марина Демченко
1 комментарий
= Проведенное исследование задает очень много вопросов.= — а должно было дать ответы!