В зоне быта
Подгайный Борис. Вано-дорогой. Пиво за ларьком: Рассказы. – Подъем, 2013, № 1, с. 80–108.
С недавних пор пристально слежу за прозой двух воронежских авторов – Александра Бунеева и Бориса Подгайного, стараясь не пропустить ни одного их литературного опыта. Сдается, что из их экспериментов может возникнуть явление, пока неведомое местной литературе, густо замешанной на почвеннических традициях. Названные же авторы (и еще отчасти Александр Ягодкин) осознанно привязывают своих героев к среде современного провинциального города, пытаясь уловить эстетику его сегодняшнего быта без сентиментального фарисейства и верноподданнического лицемерия, присущего зачастую современным «деревенщикам». Об этом зарождающемся явлении мы когда-нибудь поговорим особо, пока же отмечу два новых рассказа Бориса Подгайного, опубликованных в январской книжке журнала «Подъем».
Сюжеты в них просты: один – о ремонте квартиры, который осуществляется неимоверными усилиями и жертвами, другой – о том, как муж, устав от быта, отправляется к пивному ларьку, где пытается вывести самого себя на откровенный разговор о несостоявшейся жизни…
Как всегда, в рассказах Подгайного густота и точность «бытовизма» особенно наглядно проявляется на фоне пожирающей героев тоски по вселенскому покою.
«На площадку за ларьком так никто и не зашел. Утро, дачи, ну да, ну да… Нет людей, продавщица в ларьке не в счет, она – лишь ил-люзия… Как и ларек, как никудышное пиво, как труха под ногами и небо над головой».
Ни малейшего намека на любование мелочами жизни. Какое уж тут любование, когда из жизни исчезает, постепенно размываясь в бытовых проблемах, смысл. А вместо него возникает ощущение вневременного трагизма человеческого бытия как такового.
«Игорь Андреевич посмотрел на небо. Небо ответило тем же»…
Когда ласкает паук
Нестругин А.Г. Река: Избранные стихотворения. – Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2012. – 304 с.
Александр Нестругин имеет репутацию главного пейзажного лирика воронежской литературы. В предисловии к его новому сборнику сказано, что образ «природного» человека в творчестве этого поэта присутствует «как некий художественный центр, и его приметы требуют уяснения и мировоззренческого понимания».
Между тем, поэзия Нестругина совсем не пейзажна, хотя образы природы, действительно, значимы в ней – но как устои самого бытия, на которые опирается творческая фантазия поэта. Природа в изображении Нестругина, как правило, разъята или опустошена действием цивилизации либо какой-то злой иноземной силы – «Родина это. Тобою забыта. / Брошенки-избы ласкает паук. / Но ведь окошко одно не забито. / И занавеска качнулась на стук… / Как тут живут – без решеток, без кода, / С тусклою лампочкой в пару свечей? / Сердцем упавшим стукнет щеколда… / Сможешь ответить отчизне – ты чей?».
Подобные, подчас фантасмагорические, образы-призраки поддаются у поэта многозначному толкованию, но, в итоге, приводят читателя к мысли, что наша воронежская природа лишена какой бы то ни было благостности и даже страдальчества: если она и страдает, то одновременно и страшит – жертва и мучительница, рвущая на части свое тело – поле борьбы между силами жизни и смерти, созидания и разрушения. «Где ж вы, ветры? Не пора ли / Гикнуть, душу веселя? / Чтоб чужие не орали, / Нашу родину деля…»
Книга будет полезна всем, кому требуется укрепление духа.
Солнечный ад
Нервин В.М. Сумеречный рай: Стихотворения. – Воронеж, 2012. – 88 с.
Этот сборник поэт Валентин Нервин выпустил в память о художнике Валерии Азовцеве – живописце особого драйва, напора, надрыва и при этом эпикурейского жизнелюбия, о котором до сих пор ходят легенды в городской художественной среде. Азовцев был родственником Нервина, потому смерть художника стала для поэта личной утратой. Назвав книгу «Сумеречный рай» (так же называется и экспрессионистическое полотно Валерия Азовцева, помещенное на обложке), Нервин обрек себя на метафизические поиски посмертной обители творца. Финальное стихотворение – «Приглашение на погост» – итожит эти поиски: «Сколько снега за ночь навалило! – / никого с утра не удивит, / что моя замшелая могила / приняла благообразный вид». При этом, пройдя путь до места физического успокоения, поэт так и не смирился если не с неотвратимостью, то с окончательностью смерти, укрепив надежду освоить потустороннюю жизнь и продолжить земную «физику» за счет «метафизики»: «Я-то нынче из другого теста: / но могу заочно пригласить / в это замечательное место, / где приятно выпить-закусить. / Елочка под снегом наклонилась, / птица пролетела на пустырь; / но сегодня – так уж получилось – / я и снег, и елка, и снегирь. / Можно долго пить или поститься, / как обыкновенный человек, / но щебечет утренняя птица / и кружится падающий снег».
Этот круговорот кладбищенского оптимизма, усиленный репродукциями Валерия Азовцева, делает отношение поэта и художника к смерти не только интимным, но и фамильярным. Что поделать, всякая жизнь может быть либо прекрасной, либо ужасной, полностью соответствуя традиционной потусторонней географии с ее адом и раем. Даже если этот рай едва различим за сгущающимся сумраком существования, переходящего в небытие.
«Над Вифлеемом звезда догорает / и выгорает звезда над Кремлем, / а инвалид на гармони играет / и громыхает своим костылем».
Смены вех
Памятники провинциальной старины: История, экспозиции, фонды музеев Воронежской области. – Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2012. – 280 с.
Уникальный проект Центра духовного возрождения Черноземного края привел к появлению солидного фолианта, содержащего подробную информацию обо всех крупнейших музеях воронежского края. Впечатляют не только масштабы (подробная информация об истории, основных экспозициях и фондах музейных собраний), но и идея книги.
Парадокс, но рассказы о шести разных музеях, собранные под одной обложкой, полностью разрушают концепцию познаваемого мира. Этой теории уже не хватает, чтобы связать в своем сознании воедино все многочисленные артефакты, хранящиеся в музейных фондах. На месте частично разгаданных загадок прошлого возникают тайны еще более старого мира, круто замешанные на неведомом. Это не жизнерадостное неизвестное из школьной науки и детских познавательных журналов, а именно вечно и безнадежно непостижимое.
Следить за медленным наступлением тайны по мере обретения знаний – занятие увлекательное и волнующее. Листаешь страницу за страницей, и на твоих глазах одна реальность накладывается на другую, делая тебя соучастником таинства своего рождения. После этого обряда остается лишь выстроить картину из множества отдельных экспонатов, объединив вроде бы и не связанные между собой элементы в какой-то общий сюжет…
«Память противостоит уничтожающей силе времени». Эти слова академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, помещенные на фронтисписе, задают тон этой необычной книге.
Дмитрий Дьяков
