Начиная с 1999 года, 21-го марта по инициативе ЮНЕСКО повсеместно отмечают Всемирный день поэзии. «Поэзия может стать ответом на самые острые и глубокие духовные вопросы современного человека, но для этого необходимо привлечь к ней как можно более широкое общественное внимание», – так говорится в решении организации.
Каково же общественное предназначение поэта?
Недавно в издании «Сноб» вышел любопытный материал Александра Гарроса – плод беседы с популярной ныне поэтессой Верой Полозковой. Эта 26-летняя девушка, выступающая в известных клубах России (таких, как «16 тонн», «Cnina-Town-Café» в Москве), лауреат множества литературных премий, считает, что поэзия стала «дискредитированным ремеслом, прочно ассоциирующемся в массовом сознании со скучными, сильно пьющими занудами-невротиками». Кроме того, поэзия, по ее мнению, ничем от других ремесел не отличается и не является чем-то менее или более важным для общества. Потому Полозкова предлагает не сакрализировать поэзию.
То есть, если мы правильно поняли поэтессу, обращение общества к стихам совсем не обязательно. Но вспомним, что поэт – не тот, «кто рифмы плесть умеет и, перьями скрыпя, бумаги не жалеет». Поэт, по Бродскому, – это тот человек, который впадает в зависимость не просто от процесса написания стихотворения, а в зависимость от языка.
Если мы обратимся к творчеству, к публицистике поэтов Золотого и серебряного веков, то увидим, что в написании стихотворений, в них самих они видели нечто трансцендентное, мистическое. Вспомним Александра Пушкина:
«Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел…»
«Что-то, кто-то в тебя вселяется, – находим в эссе «Состояние творчества» Марины Цветаевой. – Твоя рука исполнитель, не тебя, а того. Кто – он? То, что через тебя хочет быть». Какие бы причины ни побудили истинного поэта взяться за перо, он пишет то, что «скажет», «шепнет» ему язык. Иосиф Бродский заметил, что «поэт всегда знает, что то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка; что не язык является его инструментом, а он средством языка к продолжению своего существования». Поэт познает не только себя, он познает язык, отправляется «в те сферы, откуда он взялся».
Марина Цветаева писала: «Не знал, что произнесет, а часто и что произносит. Не знал, пока не произнес, и забыл, как только произнес. Не одна из бесчисленных правд, а один из ее бесчисленных обликов, друг друга уничтожающих только при сопоставлении. Разовые аспекты правды. Просто – укол в сердце Вечности. Средство: сопоставление двух самых простых слов, ставших рядом именно так».
Итак, язык – не ресурс, из которого поэт ловко черпает рифмы, не просто средство для передачи информации. Это сама история. Осип Мандельштам заметил, что «отлучение от языка равносильно для нас отлучению от истории». Если общество отстранится от языка (а именно поэзия, как отметил Бродский, является высшей формой существования языка), это будет равнозначно выпадению из истории, потере традиции, отречению от истоков и, возможно, зачеркиванию будущего. Поэт, питаемый традициями, направлен даже не столько на настоящее, сколько на будущее. «Поэт связан только с провиденциальным собеседником», – писал Осип Мандельштам.
Будущее не только отдельно взятого человека, но и всей страны… «Онемение» двух, трех поколений могло бы привести Россию к исторической смерти», – предупреждает нас Мандельштам. «Россия в состоянии осознать себя только через литературу, и замедление литературного процесса посредством упразднения или посредством приравнивания к несуществующим трудов даже второстепенного автора равносильно генетическому преступлению против будущего нации», – вторит ему Иосиф Бродский.
Каковы бы ни были наши пристрастия в искусстве, литературе, независимо от моды, важно понять, что ни одно из концептуальных построений не заменит нам русской реальности. В одном из своих интервью Сергей Есенин сказал корреспонденту следующее: «Нет поэта без Родины. Запомните это, молодой человек, а лучше запишите, а то забудете». Равно, я думаю, как и нет Родины без поэта.
Ольга Гуцу
