Двое убивали свою мать. Сын вынул нож и, зажмурив глаза, шагнул навстречу женщине в темно-красном плаще. Жертва сдавленно вскрикнула, попятилась – но в тот же момент дорогу ей преградила дочь, бледная и решительная.
Мать что-то зашептала, в панике заметалась между ними – быстро-быстро замелькал красный плащ. Она то и дело натыкалась на взгляды и руки своих убийц, вырывалась из этих рук, уползала в темноту. Тут-то, в темноте, дети в последний раз надвинулись на нее – набросились – и добили. Спустя мгновение все было кончено.
Детей звали Электра и Орест. Они отомстили матери, которая убила их отца и своего мужа ради любовника. А происходило это все на сцене Камерного театра.
Спектакль Михаила Бычкова «Электра и Орест», объединивший в себе две трагедии античного драматурга Еврипида, решен подчеркнуто современно. При этом в постановке соблюдены некоторые традиционные элементы древнегреческого театра – в частности, хор, который, впрочем, здесь несет несколько иную функцию, нежели в классическом представлении. Тем не менее эти элементы на удивление гармонично соседствуют в спектакле с такими реалиями дня сегодняшнего, как, например, использование сотовой связи (в одном из эпизодов героиня Елены Лукиных разговаривает по мобильному телефону, и это воспринимается зрителем совершенно естественно). Яркие пестрые одеяния, в которые облачены герои, также совсем не напоминают об античных временах (художник по костюмам – Ольга Резниченко). У Елены – это романтичный желтый плащ и туфли-лодочки, Клитемнестра отличается плащом агрессивно-красного цвета; Тиндар облачен в строгий черный френч, а наряд Гермионы (клетчатая юбка, блузка, гольфы) напоминает школьную форму, Менелай предстает в некоем подобии концертного костюма. Электра поначалу носит широкую хламиду, похожую на ночную (или даже смирительную) рубашку, но к середине спектакля переодевается в камуфляжные штаны и майку – так же одеты Орест и Пилад. Все это лишний раз подчеркивает, что эта история, хоть и носит вневременной характер, тем не менее тесно связана с современной жизнью.
С самого начала спектакль погружает зрителя в мрачную, неуютную, неустроенную действительность (сценограф – Николай Симонов). На сцене в беспорядке разбросаны и взгромождены друг на друга деревянные ящики (позже на сцене появятся еще и ржавые железные баки), посередине стоит одинокий длинный стол, укрытый тканью, справа белеет бетонная плита; пол наглухо затянут черным полиэтиленом.
Полуразрушенные мраморные колонны (или бетонные несущие конструкции в каком-то подвале?) воспринимаются в этом пейзаже как остатки былого великолепия. Словно перед нами – мир после необратимой катастрофы, повлекшей за собой крушение отдельной цивилизации или культуры. И самое первое, что этот новый мир характеризует. – бездуховность. Бог как символ высшей справедливости – мертв (несмотря на то, а может, тем более что в начале действия на сцену по очереди выходят двенадцать человек в масках, которые невольно ассоциируются с двенадцатью античными богами).
Итак, Бог мертв, зато есть вполне земные персонажи, с готовностью взявшие на себя его полномочия и теперь уверенно манипулирующие людскими судьбами: это политики различных мастей и рангов. Мы видим правителя «старой закалки», жесткого и непоколебимого Тиндара (Анатолий Абдулаев) и Эгисфа (Юрий Овчинников), захватившего трон благодаря своей любовнице Клитемнестре. Пред нами предстает и его предшественник на троне – Агамемнон (Вадим Кривошеев), а также увертливый, лукавый Менелай (обе роли играет Вадим Кривошеев). И все они, такие, казалось бы, непохожие друг на друга, едины в одном: неокрепшие умы и души Электры, Ореста (а заодно Пилада) вполне можно – и даже нужно – использовать в своих целях. Да, молодежь наивна, эмоциональна, неопытна, но зато как энергична – почему же не пользоваться этим? И нужно-то лишь умело направлять юную стихийную силу в требуемое русло, а затем ждать результатов. Так и происходит. Охваченная ненавистью и жаждой мести Электра (Екатерина Савченко) заражает этим эмоциональным огнем и Ореста (Борис Алексеев). Сначала он убивает Эгисфа, затем Клитемнестру.
Преступления воспринимаются братом и сестрой как неизбежное возмездие, священная жертва в пользу справедливости, хотя Оресту очень тяжело дается убийство матери. Содеянное не отпускает, возвращаясь к нему снова и снова в виде кошмарных видений.
Главные герои на протяжения спектакля переживают процесс деградации личности. Поначалу мы видим двух озлобившихся подростков-волчат, которыми движет жажда мести, продиктованная искренней любовью к отцу и желанием восстановить справедливость. В финале же перед нами предстают одержимые маниакальной страстью к убийству нелюди. Это внутреннее перерождение, эта метаморфоза, произошедшие с персонажами, отчасти отсылают нас к роману Уильяма Голдинга «Повелитель мух» (и в книге, и в спектакле процесс убийства возводится юными героями в некий языческий культ).
Да, молодежь во всем мире и во все времена воспринималась власть имущими как сила, которой при необходимости можно пользоваться в политических процессах. Отсюда появление в разное время и в разных государствах всевозможных молодежных организаций – скажем, комсомола и гитлерюгенда. Хунвейбины, нашисты, нацболы, скинхеды – им нет числа, и все они в разные эпохи повторяют друг друга. Но в спектакле очень хорошо показано, что эта самая «обученная» сила может в один прекрасный день вдруг стать совершенно неуправляемой – и обернуться против ее же вдохновителей, вылившись в итоге в тот самый бессмысленный и беспощадный бунт, который демонстрируют Электра, Орест и Пилад. И тогда вчерашний «внутренний резерв страны» придется безжалостно уничтожать, отнимая у пресловутой страны настоящее и будущее.
В мире, который существует в постановке «Электра и Орест», – нет Бога, он мертв. Зато полным ходом действует государственная машина, перемалывающая всех и вся. Здесь нельзя спрятаться от посторонних глаз, все прозрачно (помните, как в романе Оруэлла «1984» – ничто не скроется от всевидящего ока Большого брата). Хор, на протяжении всего действия находящийся на сцене, – это четыре невозмутимые женщины, облаченные в неприметные темно-серые тренчи, которые по пятам ходят за Электрой и Орестом, старательно и скрупулезно записывая в свои блокноты каждую мелочь. Их вид и поведение ассоциируются с действиями сотрудников спецслужб. И когда в финале вместо ожидаемого Аполлона (как это у Еврипида) вдруг появляется человек в строгом костюме – и четыре бесстрастные женщины, с чувством выполненного долга, отдают ему свои записи, – эта мысль только крепнет. А он, ознакомившись, в свою очередь, с донесениями, начинает наскоро вершить правосудие по собственному разумению (Елена воскрешена и вознесена на небеса, Пилад должен жениться на Электре, Оресту предстоит взять в жены Гермиону). Парадокс заключается в том, что зритель до последнего момента внутренне надеется на вмешательство в трагедию именно божественных сил: ждет от театра привычного очищения. Погрязшие в различных войнах и междоусобицах, мы же так хотим обрести наконец мир и покой, встретившись с высшей справедливостью. В конце концов, что нам делить, когда «и под землею скоро уснем мы все, кто на земле не давали уснуть друг другу»? Но спектакль Камерного театра отвечает, что Бог – мертв, нравственный закон внутри нас – стерт и позаброшен нами самими. Потому-то даже роль вселенского разума, призванного всех рассудить и все расставить по местам, в постановке выполняет некий условно-собирательный образ «хозяина страны», главного политика. Постановка оставляет тяжелое чувство, очищения не происходит. В этом и заключается суть современной трагедии – в обесценивании смыслов и отсутствии каких-либо ориентиров (в том числе – для молодежи). Впрочем, для любого обывателя именно хозяин страны (царь, король, император, президент, микадо – неважно) испокон века являлся воплощением справедливости, а русские правители издревле воспринимались народом вообще как наместники Бога на земле. Увы, но отголоски этой традиции можно наблюдать и сейчас.
В завершение об актерских работах – в спектакле сложился просто блестящий ансамбль. В спектакле нет ни одной проходной роли, показали себя на высоте абсолютно все актеры. Тем не менее выделю, на свой субъективный взгляд, две самые большие удачи. Это Елена Лукиных, которая появляется на сцене, по сути, в двух эпизодах (сначала как Клитемнестра, потом как Елена), но при этом создает два совершенно удивительных по внешней яркости и внутреннему колориту образа. Полуисповедальный монолог Клитемнестры, обращенный к дочери, – вообще один из сильнейших моментов в спектакле, с моей точки зрения. И, конечно же, не могу не сказать о Екатерине Савченко, сыгравшей Электру на невероятно высоком нерве. Работа, ошеломляющая честностью и пронзительностью.
Юлия Таболова
